Книга мёртвых

Хольбайн Вольфганг

И потому никто не заметил, как начал двигаться белый платок над лицом фон Шмида. Это было легкое движение, незаметное, едва уловимое. Платок поднимался и опускался, как будто ветер играл тонкой шелковой тканью.

Вот только это был не ветер…

Я покинул лагерь и ушел в пустыню. Я брел до тех пор, пока мой гнев не улетучился, а я сам не успокоился настолько, что смог остановиться. Часть моего сознания нашептывала мне, что я убиваю себя, что мне нужно вернуться в лагерь и укрыться от жары в палатке. Я чувствовал,

как у меня все сильнее кружится голова, как к горлу подступает тошнота. Это были явные признаки начинавшегося солнечного удара. Но я был слишком взволнован, чтобы прислушаться к голосу разума. В результате я заставил себя найти скалу и усесться в тени, но в лагерь возвращаться не стал.

Не знаю, сколько я сидел там, глядя на пустынные просторы Мохаве, — может, полчаса, а может, и целый час. Мои мысли двигались по кругу, а отчаяние в моей душе становилось все нестерпимее. Через какое-то время я услышал шаги. Даже не оглядываясь, я понял, что это пришел Сидящий Бык, который, вероятно, собирался повлиять на мое решение, взывая к совести, или поговорить о еще какой-нибудь подобной чуши.

— Что тебе нужно? — грубо осведомился я.

Старый сиу не ответил. Кряхтя, он опустился рядом со мной в тени скалы и, прислонившись спиной к горячему камню, протянул мне флягу с водой.

— Попей, — сказал он. — Должно быть, тебя мучает жажда.

В первый момент мне захотелось выбить у него флягу из руки, и если бы на его месте были Энни или Билл Коди, то я так бы и поступил. Но я понимал, что мной руководит не гордость, не праведный гнев, а детское упрямство. Взяв флягу, я открутил крышку и сделал большой глоток. Вода была теплой и противной на вкус, но она пошла мне на пользу.

— Не стоит тебе здесь сидеть, — посоветовал Сидящий Бык. — Ты молод и силен, но твое тело ослабело. Ты можешь погибнуть. — Он улыбнулся. — Это было бы очень обидно, Молния Волос. Мне пришлось поднатужиться, чтобы исцелить тебя.

— Черт побери, что тебе нужно? — огрызнулся я. — Я не в настроении вести светские беседы.

Сидящий Бык грустно покачал головой.

— Ты по-прежнему ее любишь, не так ли? — внезапно спросил он.

— А что, не должен? — мрачно произнес я. — Это не ее вина, Сидящий Бык. Некрон заставил ее. Присцилла связана с этой книгой, но… но она ни в чем не виновата, черт побери!

— Может быть, ты и прав. Но я чувствую зло, живущее в ней.

— Ты чувствуешь эту проклятую книгу! — в ярости взвился я. — Это не ее вина!

— Больной, который приносит в город чуму, тоже ни в чем не виноват, — мягко заметил Сидящий Бык. — И все же его не пускают в город.

— Чего ты хочешь? Ты пришел сюда, чтобы убедить меня в том, что мы должны оставить Присциллу в пустыне? Ты зря теряешь время.

— Мы и сюда-то не должны были ее приносить, — ответил Сидящий Бык. — Я упрекаю себя в том, что допустил это. — Опустив голову, он набрал в ладонь горсть песка и просеял его между пальцами. — Возможно, ты прав и она ни в чем не виновата. Но если мы… освободим ее, это станет жестом милосердия.

—

Ты хочешь сказать, что мы должны убить ее! — рявкнул я. — Выброси это из головы, Сидящий Бык! Иначе я сам выбью из тебя подобные мысли.

Сидящий Бык перестал улыбаться.

— Ты ее любишь. И думаешь, что мы этого не понимаем. Но ты ошибаешься, Молния Волос. И я когда-то любил. Неужели ты забыл?

Я не ответил.

— Ты в отчаянии, Роберт. Ты принял бой, и, наверное, это было главное сражение в твоей жизни. Ты победил, но теперь…

— Победил? — Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не закричать. — О да, конечно, я победил, — с горечью сказал я. — Тень мертва, Шеннон мертв, и теперь…

— Теперь мы требуем, чтобы ты отдал последнее, что у тебя осталось, — перебил меня Сидящий Бык. — Поверь, я тебя понимаю. Я прекрасно тебя понимаю. Ты думаешь, что если потеряешь эту девушку, то твоя жизнь утратит какой-либо смысл. Ты думаешь, что и так уже заплатил достаточно за свою победу. Ты думаешь…

— Я думаю, — холодно прервал я вождя, — что ты не знаешь, о чем говоришь, Сидящий Бык. Я вступил в это сражение, ибо хотел освободить Присциллу. Я пришел сюда потому, что Некрон забрал ее, а я хотел вернуть любимую, не более того.

— Ты ее любишь, — кивнув, произнес Сидящий Бык, и выражение его лица изменилось. — Но что именно ты любишь, Роберт?

— Что ты имеешь в виду? — опешил я.

— Да, ты любишь эту женщину, — продолжил Сидящий Бык. — Но я спрашиваю тебя, что именно ты любишь. Ее тело? Ее волосы? Ее лицо? Ее лоно? Ее грудь? Ее…

— Прекрати! — вспылил я. Мой голос дрожал от возмущения. — Не говори о ней как… как…

— Как о куске плоти? — Сидящий Бык тихо рассмеялся. — Но от нее осталась лишь плоть, и только, Молния Волос. Ты любишь девушку, которой она когда-то была. Но Присциллы, которую ты когда-то знал, уже не существует. В ней лишь… — он попытался подобрать подходящие слова, — холод, и я не ощущаю ничего, кроме пустоты и холода.

— Прекрати! — возмутился я. — Немедленно прекрати, или я…

— Или ты… что? — Взгляд Сидящего Быка стал строг. — Ты хочешь ударить меня? Ну тогда сделай это, если тебе станет легче. Я не буду сопротивляться. — Он развел руками. — Ну давай. Но ты убедишься в том, что правду так просто не уничтожить.

И вдруг мне стало стыдно. Я угрожал Сидящему Быку, этому старому усталому человеку, который спас меня — и, кстати, Присциллу — от смерти. Я в смущении опустил глаза.

— Прости, — сказал я. — Мне очень жаль.

— Ничего, — улыбнулся Сидящий Бык. — Иногда каждый из нас может сказать то, о чем ему лучше было бы молчать. Давай вернемся в лагерь. Нам нужно поговорить.

— Не о чем тут говорить, — ответил я. — Я с Присциллой не расстанусь.

— Даже если это приведет к твоей смерти?

— Да. Но этого не произойдет. Я помогу ей.

— Как? — мягко спросил Сидящий Бык. — Ты не можешь забрать у нее «Некрономикон», ведь тогда она умрет. И ты не можешь вынести эту книгу за пределы пустыни, Роберт.