Книга о разведчиках
Шрифт:
— Вот и радуйся. А спать, так я отосплюсь и во взводе. Ну ладно, идите. Когда придете? Когда ждать?
— Дня через два-три, наверное.
— А я приду завтра, — поднялась Нина, по-моему, с великим облегчением. — После лекции приду.
Я согласно кивнул. А когда она ушла с нашей шумной ватагой, долго еще сидел и мучительно думал: почему мы с Ниной в письмах почти совсем друзьями стали, а встретились — ни я, ни она не знаем, о чем говорить. Мне бы с нетерпением ждать ее завтрашнего прихода, а я со страхом думаю: о чем завтра с ней говорить?
Выход я нашел. Когда она приходила, мы усаживались
— Недавно я прочитал, что в Китае такая привычка есть: если им надо отругать, допустим, курицу, то они показывают на курицу, а ругают собаку. Это такая деликатность. Хорошо ведь, правда? Это чтоб не говорить человеку прямо, что он дурак… — Петька смеется, зажав голову ладонями и морщась от боли. — Я, когда женюсь, не буду никогда ругать жену. Буду в основном лаять соседку. — И тут же спохватился: — Нет, лучше — тещу. Во, милое дело — ругать тещу. Говорят, они все…
— А ты слышал такое выражение: «Ты что, к теще приехал?» — вставил я. — Или еще: «К теще на блины»?
— Правда. Значит, у тещи хорошо.
— Это свекровки все стервы, — блеснул я познаниями.
— Точно. Это же про них говорят, что они снохе не верят?.. Ну, а я все равно буду ругать тещу, а не жену.
Не знаю, довелось ли Петьке Дееву иметь тещу да и жену, чтоб кого-нибудь из них ругать, — дожил ли он до конца войны. Уж больно бедовый парень-то был, лез в самое пекло очертя голову… Три месяца спустя на Курской дуге на моих глазах он чудом вышел живым из самого пекла с горсточкой автоматчиков. Но это будет три месяца спустя. А пока он лежал с сотрясением мозга и ему нельзя было шевелиться.
Петькиным посредничеством мне пришлось воспользоваться всего лишь два раза. На четвертый или пятый день после нашего с Петькой водворения в гарнизонный госпиталь вызывают меня на медицинскую комиссию. Не понимаю, зачем нужна целая комиссия. Если у меня ребра срослись (я все-таки сомневаюсь, что они были сломаны), сказали бы мне: «Ты, парень, уже готов. Выметайся в свою часть». И я бы с превеликим удовольствием задал лататы. Так нет, надо какую-то комиссию.
Вызвали. Щупали. Крутили. Ничего не спрашивали. Переглянулись. Сказала уже сестра — не они, не комиссия, — чтоб одевался. Вышел. Говорю второй сестре:
— Давайте мои шмутки. Здоров. В часть поеду.
— Какие там твои шмутки. Шмутки тут все общие. Получишь новую обмундировку.
— Мне нового обмундирования не надо. Мне мое отдайте. А то вместо сапог обмотки подсунете.
— Что подсунем, то и наденешь. И не шуми тут. Не положено. Вот оформим документы, и тогда все выдадут.
— Никаких документов мне не надо. Меня и без документов примут.
— Не положено без документов.
Ну, думаю, черт с вами, с вашими документами и с обмундированием. Лечить не вылечили, а колготы… На следующий день узнаю, что выписывают меня немного раньше, чем положено (какая-то спешка получилась у них — нужда такая). На это я бы еще наплевал, но главное, выписывают в другую часть. Меня аж жаром обдало — бог ты мой! Я — к врачу, к тому, к седому, который очень не любил, чтоб в коридорах базары устраивали.
— Доктор, — говорю, —
Врач отчужденно смотрел на меня и, конечно, никак не мог взять в толк — с каких пор разведчиков приравняли к танкистам да к летчикам?
— Слушайте, молодой человек, — наконец заговорил он. — Я воевал на фронте солдатом в первую мировую войну. У нас в разведку посылали добровольцев из нас же, солдат. А чтоб отдельно, такой специальности не было. Во всяком случае я не помню.
— Тогда не было, а сейчас есть.
Врач начал сердиться.
— И сейчас нету. Вот передо мной этот самый талмуд — список военных специальностей и кого куда посылать после лечения. Нету в нем такой специальности — разведчик. — И уже под нос себе: — Понавыдумывают всяких специальностей.
— Ну, в общем я в эту вашу часть не пойду, — отрезал я.
— То есть как «не пойду»? Вы как разговариваете, товарищ боец? «Пойду» — «не пойду»! Вы где, в армии или… или… где еще? Там дивизию надо на фронт отправлять, а он — не пойду. Сейчас все госпитали подчищают. Такой приказ, — и развел руками.
В общем-то он добрый был дядька, этот врач. У него, конечно, приказ. Но я-то при чем?
Уже выходя из кабинета, я через порог обернулся.
— Все равно не пойду в эту вашу часть. Имейте в виду. — И закрыл дверь.
Рассказал Петьке Дееву.
— Надо рвать отсюда, — твердо решил Петька.
— Тебе-то еще вставать нельзя.
— Ничего. Я на карачках доползу до своих. Когда ребята обещали прийти?
— Что их обещания! Если бы это от них зависело. Не пустит пээнша-два — и все.
— Как то есть не пустит? Товарищи лежат в госпитале, а он — не пустит.
— В госпитале же. Если бы, допустим… на нейтралке — тогда другое дело.
— Ну, в общем думай. Ты — ходячий, ты — думай, К обеду пришли ребята. Полвзвода. Всех вахтер не пустил.
Я вышел в вестибюль, изложил коротко обстановку. Ребята забеспокоились.
— Да они что, кошкодавы, с ума посходили? Разведчика в общую кучу!.. В другую часть!.. Да мы этого…
— Тихо! — скомандовал Иван Исаев. Сам весь подобрался. Глаза вспыхнули. — Трое с автоматами — любую машину «скорой помощи» мобилизовать, чтоб Петьку можно было в лежачем положении везти до полка! Только чтоб без шума, чтоб тихо. Поняли? Спокойно чтоб. Не привлекать лишнее внимание. А остальные — блокируем палату. Закрыть все выходы и, главное, изолировать телефон. Петьку выносим на носилках, кладем в машину. Сколько можно — садимся, а остальные — или другую машину мобилизуют или кто как может.
У ребят загорелись глаза. Уже навострились разбегаться выполнять. Остановил Грибко.
— Отставить! Ты, Иван, подумал, чем это может кончиться?
— А ничем.
— Погоди, не кипятись. Разоружать тебя никто не будет, догонять и стрелять по тебе не будут — им же известно, куда мы поедем. Не успеем приехать, а там командир дивизии — на-ашей дивизии! — прикажет встретить… и так далее все остальное прочее. А закончится военным трибуналом и штрафной ротой. Понял?