Книга об отце (Ева и Фритьоф)
Шрифт:
Отцу помогали его друзья. Он ведь работал и днем, и ночью, и когда ему надо было приготовить речь к 17 мая, то Мольтке My помогал ему подыскивать подходящие цитаты из произведений Сивле [121] и Бьёрнсона, которые могли бы подчеркнуть всю серьезность и значимость момента.
Дальше события следовали одно за другим [122] . Уже на следующий день стортинг вынес на обсуждение проект закона о системе собственных норвежских представительств, за который единогласно проголосовали и лагтинг, и одельстинг [123] . Король Оскар, который на время своей болезни передал дела государства кронпринцу Густаву, снова взял власть в свои руки и принял на себя ответственность за отказ утвердить этот закон.
121
Сивле,
122
«Дальше события следовали одно за другим»— имеется в виду политический кризис 1905 г., который заключался в следующем. В начале 1905 г. норвежское правительство представило королю для ратификации новый законопроект о норвежской консульской службе. Король отказался ратифицировать данный законопроект, и норвежское правительство вышло в отставку, а когда король не принял отставки, отказалось в данном составе контрассигновать его решение. Точно такое же положение было в 1893 и 1895 гг., однако если тогда оно прошло более или менее бесследно, то на этот раз норвежское правительство использовало то обстоятельство, что король не мог найти среди норвежских министров таких людей, которые согласились бы сформировать новое правительство, согласное на сохранение унии. Обстановка в стране была такова, что такой человек сразу же был бы объявлен предателем интересов нации. На основании этого норвежское правительство заявило, что, раз король оказался не в состоянии выполнять обязанности норвежского короля, следовательно, и уния перестает существовать. 7 июня 1905 г. стортинг официально принял решение о разрыве унии. Вслед за этим решением стортинг направил адрес шведскому королю, в котором не только мотивировал разрыв унии, но и просил его оказать содействие тому, чтобы член шведского королевского дома, отказавшийся от права наследования на королевский престол Швеции, согласился стать королем Норвегии.
123
Лагтинг и одельстинг — палаты норвежского парламента. Вновь избранный норвежский парламент на своем первом пленарном заседании формирует две палаты: 1/4 депутатов избирается в верхнюю палату — лагтинг, остальные 3/4 членов стортинга составляют нижнюю палату — одельстинг. Данное разделение имеет значение только для издания законов, которые, согласно норвежской конституции, должны обсуждаться и приниматься на раздельных заседаниях палат. Законопроект считается принятым стортингом только в случае принятия его обеими палатами.
7 июня норвежское правительство передало свои полномочия в руки стортинга. И снова стортинг единогласно не принял отставки правительства. Теперь оно должно было «осуществлять те полномочия, которые находились в руках короля, с теми неизбежными изменениями, которые вытекали из того, что союз со Швецией под властью одного короля был расторгнут вследствие того, что шведский король прекратил исполнять обязанности норвежского короля». Впоследствии говорили, что короля сместили в одном придаточном предложении.
Одновременно стортинг направил королю Оскару послание с отчетом о происшедшем и с просьбой о том, чтобы один из принцев дома Бернадотов стал королем Норвегии. На следующий же день Нансен телеграфом послал в лондонскую газету «Стандарт» статью, где объяснил побуждения норвежской стороны. Заканчивалась она следующими словами:
«Так как отступать уже некуда, то мы надеемся, что шведский народ поймет, что это наилучшее решение и что разрыв унии не вызовет протеста за рубежом. Хочу прибавить, что мы не питаем зла против Швеции, и это явно подтверждается нашим желанием иметь на норвежском троне представителя дома Бернадотов».
Но Швеция сочла разрыв унии незаконным и отказалась признать его. В действительности разрыв ни для кого не явился неожиданностью, но, со шведской точки зрения, норвежцы осуществили его грубо и унизили Швецию.
Для большей части шведского народа война с соседом была немыслима. Партия социал-демократов во главе с Брантингом [124] и либеральная левая партия разделяли требования Норвегии. Об этом свидетельствует стихотворение Гуннара Веннерберга [125] .
124
Брантинг, Карл Яльмар (1860—1925),— шведский политический и государственный деятель: один из основателей и руководителей шведской социал-демократической партии. В 1920, 1921 —1923, 1924— 1925 гг. премьер-министр Швеции. Принимал активное участие в работе Лиги наций.
125
Веннерберг, Гуннар (1817—1901),— шведский поэт и композитор.
Но офицеры и партия правых, как говорила моя шведская подруга, в национальном угаре «бряцали саблями», и одно время носилось множество различных слухов. Я помню, как отец вбежал в дом с возгласом: «Теперь можно седлать лошадей!» Слава богу, дело ограничилось мобилизацией. Но и это было достаточно неприятно.
Возбуждение проявилось в обеих странах по-разному. Отец чувствовал, что в эти дни в Швеции его не очень-то жаловали. Каждое утро на столе лежали кучи вырезок из шведской прессы и писем, большей частью анонимных. В них не скупились на различные ругательства. Но все эти письма, за редким исключением, тут же отправлялись в мусорную корзину. Однако когда один шведский друг отца, которого он очень ценил, вернул ему его фотографию, отцу было неприятно. Он не испытывал ни горечи, ни раздражения — он был глубоко опечален.
Швеция не признала разрыва унии и на просьбу о том, чтобы один из Бернадотов занял норвежский трон, не ответила. И поэтому в полной секретности министр Ведел начал осторожно прощупывать почву относительно датского принца Карла.
Все зависело от того, развяжет ли Швеция войну и какую позицию займут зарубежные страны. Шведские сторонники войны были так агрессивно настроены, что для мирного разрешения конфликта необходимо было привлечь великие державы. Нансена снова послали в Копенгаген, и снова с «секретной миссией». Поначалу рассчитывали, что он отправится в Лондон, но из-за дальнейших событий эта поездка была отложена.
Маме нелегко было расставаться с отцом в это лето, но отец решил, что нам лучше уехать в Сёркье. Оба они были огорчены — отец потому, что не мог помочь нам устроиться в горах, а мама потому, что видела, как он устал и измучен, как смутно будущее. Отец старался успокоить ее. Уже 10 июля он писал ей:
«Политическая обстановка несколько спокойнее, чем ожидалось. Воинственные настроения в Швеции, поутихли, и теперь все отложено до будущего года. Пока оттуда не поступало никаких тревожных сведений.
Едва написав это, я должен был отправиться в английское консульство, где узнал хорошие вести от английского правительства. Мне сообщили, что оно использует все свое влияние для мирного разрешения нашего дела, и есть надежда, что оно вскоре будет достигнуто. Телеграмма из Лондона пришла в ответ на мое письмо, а значит, мы можем спокойнее относиться к делу и не бояться неожиданного нападения».
А мама посылала из Сёркье краткие отчеты о нашей жизни.
«У нас все великолепно, ничего не делаем и ужасно много едим. Вчера приехала Анна Шёт, мне очень это приятно. Почти весь день ловили рыбу, а после ужина пойдем гулять, захватив с собой кофе и бутерброды.
Я тут совсем соскучилась по газетам, а новых не будет до вторника. Как бы хотелось, чтобы ты был здесь, конечно, завершив все дела! Потом, осенью, мы с тобой, с Лив и Коре, счастливые, снова зашагаем ярким днем в горы, а вечером возвратимся при луне домой, усталые и голодные. А потом — ужин и покой.
В этом году ведь так и будет, правда же? С нетерпением жду нашей встречи, как самой большой радости. Если бы ты ждал меня так же, как я тебя... Но вокруг тебя столько дам, и тебе так легко забыть свою некрасивую старушку. Впрочем, это я в шутку».
Конечно, это было сказано в шутку, но за шуткой было немножко и правды. Мама слишком хорошо знала отца. Его письма были уже не такими, как раньше. Мысли его были заняты совсем иным.
«5.7
Уже поздно, я очень устал, и нет сил уложить вещи. Но завтра встану рано и все упакую. А вечером уеду в Копенгаген. Келти и Джильмур гостили здесь несколько дней, мы приятно провели время. Вчера я показал им Холменколлен, а сегодня смотрел с ними «Королеву». С нами был Александр.
Никаких особых изменений в политике нет. Мы еще не знаем, чего хочет Швеция, но Англия и Германия (то есть кайзер), кажется, настроены к нам благожелательно и не допустят войны».
Письма того времени отражали нашу жизнь в Сёркье, а также работу и настроение отца. Мама так писала отцу:
«Сёркье, 17 июля Мне неприятно вспоминать, что ты расстался с нами не в духе. Так плохо выглядел, весь день ходил хмурым и о чем-то думал. Иногда я здесь себя упрекаю, что мне тут так хорошо, никаких забот, и все для меня уже устроено, а ты в гуще событий, трудишься и волнуешься за страну и ее будущее.
Но ведь должно же все наладиться. Ты ведь всегда был счастливчиком, за что ни возьмешься, все тебе удается. Я-то знаю. Боже, скорей бы ты, счастливый и довольный, вернулся к своей Еве».
«Сёркье, 7 августа Да, теперь уже действительно давно мы не виделись, и мне не стыдно сказать, что я ужасно по тебе соскучилась. Я уже почти забыла, как ты выглядишь, и хорошо, что тебя описывали в «Йемтландспостен», где между прочим говорят, что у тебя «глаза, как блюдца» и «нос, как валек». Мне кажется, что в Швеции тебя сейчас ненавидят больше всех. 13 августа, наверное, в Христиании будет жарко (плебисцит). Вот было бы забавно посмотреть».