Книга об отце (Ева и Фритьоф)

Нансен-Хейер Лив

19 сентября мама вернулась в Люсакер. Это был день рожде­ния Коре, и самым большим подарком для него было разрешение ехать рядом с мамой в коляске, пока мы проезжали по Нумедалю. Мама писала из Люсакера:

«Я вижу, что ты доволен Карльстадским договором. Здесь по этому поводу много шумят, и никто не радуется уже, говорят, что блеск 7 июня померк.

Я же жду не дождусь твоего возвращения, ты здесь так нужен. Ты уж постарайся расшевелить наш застойный и болтающий попусту ми­рок. Только что был здесь Эйлиф Петерсен, мы долго с ним беседо­вали. Вот это настоящий патриот! Он сказал, что тебе пора возвра­щаться. Все так говорят — и Эрнст, и Вереншельд, и др.».

Отец все еще находился в Лондоне, пытаясь убить время, пока не соберется парламент:

«Лондон, 21.9 Господи, если бы ты была здесь, мы вдвоем побывали бы в картин­ных галереях и в театрах.

Карльстадский договор, на мой взгляд, достаточно удачен, и если у нас кричат, что мы унижены, оскорблены и т. п., то это глупые необосно­ванные слова. Конечно, куда приятнее было бы сохранить свои крепости, но ведь нельзя же, ей-богу,

путать большое с малым.

Болтовня о республике или референдуме и о новом учредительном собрании, по-моему, сейчас очень некстати. Завоевать себе прочное по­ложение в Европе и так-то нелегко, а тут мы в довершение всего еще пустились в споры о форме правления. Господа кастберги [131] должны помнить, что Норвегия — это часть Европы».

До отъезда на родину Нансен вел откровенный разговор с лор­дом Лансдоуном по различным важным проблемам: об избрании принца Карла королем, о республиканском движении в Норвегии, о Карльстадском договоре, о том, признает ли Англия Норвежскую республику, и о Ноябрьском трактате. Затем он отправил Миккельсену телеграмму: «Принц Карл, вероятно, расширит в Ноябрьском трактате [132] пункт о требовании дать Норвегии гарантию пол­ного нейтралитета. Впредь до окончательного решения более опре­деленных обещаний дать невозможно».

131

Кастберг, Юхан (1862—1926),— норвежский обществен­ный и государственный деятель, член партии Венстре, известен своей деятельностью в области законодательства по делам несовершеннолетних. В период разрыва унии возглавлял крайне левую группу мелкобуржуазных демократов, требовавшую быстрых и решительных действий. 

132

Ноябрьский трактат 1855 г. был заключен в Стокгольме в разгар Крымской войны союзными Англией и Францией со шведско-норвежским правительством с целью присоединения Швеции и Норвегии к системе союзов, направленных против России. На основании этого договора швед­ско-норвежское правительство обязалось не уступать России ни в какой форме и ни под каким видом какой-либо части своей территории, взамен чего Англия и Франция гарантировали неприкосновенность шведско-нор­вежского королевства с обещанием, в случае необходимости, военной помощи против России. 

Переговоры в Карльстаде привели к более или менее удовле­творительному результату. В соответствии со шведским требова­нием была достигнута договоренность о снятии пограничных укре­плений и определены границы нейтральной зоны по обе стороны. Договор был утвержден стортингом 13 октября и шведским рикс­дагом 26 октября, а затем Норвегия была официально признана великими державами.

Теперь осталось решить вопрос о форме правления. Швеция отклонила предложение выбрать королем Норвегии Бернадота, и путь был свободен. Но, как Нансен и предполагал, сейчас же стали раздаваться голоса, утверждавшие, что, норвежцы, наверно, ненормальные, если они, не успев избавиться от одного короля, ищут себе нового.

Нансен считал, что агитация за республику уже ослабила по­ложение Норвегии за рубежом и что надо как можно скорее про­вести выборы короля.

Но сторонники республики тоже имели хороших ораторов. Они говорили, что королевская власть уже устаревший институт, а рес­публика означает прогресс. У нас еще есть возможность решить, установим мы сами форму правления или позволим, чтобы кто-нибудь навязал нам ее.

Эрнст Сарс, Нансен и другие стояли на своем, и Гуннар Хейберг перешел в атаку:

«Эрнст Сарс принадлежит к бывшим,— говорил он,— то есть к тем, кто считает, что нам сейчас надо найти короля, а впослед­ствии перейти к республике. Он говорит, что народ не заслуживает республики без борьбы. Надо за нее бороться. Сарс рвется в бой. Ему хочется и борьбы, и республики.

Фритьоф Нансен высмеивает саму мысль о преимуществах республиканского строя, который позволяет каждому гражданину надеяться занять самый высокий пост. По его словам выходит, что если норвежцы ко всем прочим своим недостаткам прибавят уверенность, что в каждом из них таится будущий президент, то жить в этой стране станет трудновато. Эта острота вызвала много смеху, поскольку доступна, да и сказана была в союзе студентов.

Что ж! Во-первых, если в тебе и таится президент, так это не обязательно ты сам, ведь это может быть и кто-то другой. Я же имею наивность полагать, что таить в себе что-то — тоже преимущество. Не то и голова пуста. Я сам, например, долго лелеял в себе Нансена. Это было в некотором отношении не совсем удобно. Но я все же от него не отказывался. Теперь я с ним покончил. Ибо тогда был Нансен, ищущий Северный полюс, а теперь Нансен, ищущий короля. Но дело не в этом, я не могу поручиться, что я больше не буду с ним носиться, если он отка­жется от этой дипломатической ерунды с принцем, которую вбил себе в голову.

Ничего не скажешь, странные люди эти бывшие республи­канцы — Нансен и Сарс, Лёвланд и Арктандер и все остальные. С идеей республики они дожили до седых волос, многие вынаши­вали ее всю жизнь и были республиканцами, да только все не было случая сделать республику, а теперь, когда случай их нашел, они все попрятались. Теперь они могли бы наконец осуществить надежду юных лет и мечту зрелых, так нет — фьюить! Они стано­вятся бывшими».

В газете «Вердене Ганг» Нансен писал:

«Государственные деятели, которые имеют не только права, но и обязанности защищать интересы родины, берут на себя серьез­ную ответственность, если не следуют тому, что сказано в консти­туции, и действуют необдуманно, тем самым ввергая

страну в хаос, последствия которого могут невесть к чему привести. А тем временем наши друзья по ту сторону Кьёлена торжествуют: мы же говорили, как только норвежцы окажутся предоставлены самим себе и им не нужно будет бороться со Швецией, так они уничто­жат себя в междоусобной борьбе.

Те, кто хоть когда-нибудь сталкивался с влиятельными кругами за рубежом, знают, что любая попытка бездумной агитации тяжело отзывалась на положении и достоинстве нашей страны. А что же будет теперь, когда эта агитация продолжается уже в течение года?

Сейчас нам необходимо как можно скорее принять решение о форме правления. Ввести завтра же толковую республику, безусловно, лучше, нежели через год выбрать короля, но это лишь в том случае, если республика укрепит наше положение и будет соответствовать конституции. Поскольку это невозможно, то, зна­чит, выбора нет».

В последних числах октября Нансена снова посылают в Копен­гаген. Оттуда он пишет Еве:

«Гостиница „Англетер", 30. 10

Тотчас по приезде, позавчера вечером, включился в дело. Сразу же встретился с принцем Карлом и министром иностранных дел, а также с ан­глийским послом, затем отправил длинную телеграмму, лег спать в 3 часа. Вчера в 8 часов встреча с премьер-министром, затем с английским послом, потом с Веделом, затем с кронпринцем и кронпринцессой, снова с Веделом, и снова посылал телеграммы. И опять встреча с принцем Карлом, новые телеграммы. Урегулировал с Веделом дело о поездке в Лондон, затем был обед в английском посольстве, после обеда провожал Ведела на вокзал и сразу же послал телеграмму в Норвегию.

Сегодня с утра беседовал с королем, затем с министром иностран­ных дел, снова телеграммы, потом телефонный разговор с Миккельсеном, через час снова разговор, затем — к министру иностранных дел, встреча с английским послом и снова разговор почти до восьми часов с принцем Карлом. Наспех пообедал, снова разговор с Миккельсеном, и вот пишу вам, в час ночи.

Когда я сюда прибыл, принц Карл считал, что необходимо до его прихода к власти провести плебисцит, его поддержали министр иностранных дел, король и кронпринц. Я всячески его убеждал, что это необязательно, но он твердо стоял на своем, великолепно защищая свою точку зрения. Я, конечно, пробил брешь в его обороне, но он не сдался.

Потом я пошел к премьер-министру, он согласился со мной. Крон­принц и кронпринцесса тоже приняли мою сторону, и мы образовали союз. Я попробовал убедить принца еще раз, он уже колеблется, но попросил время на обдумывание. С королем Кристианом я беседовал целых полтора часа. Удивительно крепкий для 87 лет старик. Кончи­лось тем, что он согласился. Граф Рабен тоже сдался.

Но в это время норвежское правительство начало колебаться и поду­мывать о проведении плебисцита. Следовательно, теперь мне пришлось от­вергать ту точку зрения, которую я только что ревностно отстаивал. Снова я встретился с принцем, он как будто уже склонился на мою сторону, а теперь я должен был всеми способами доказывать ему преимущества плебисцита.

Сегодня вечером в 9 часов я разговорился с Миккельсеном, и он сказал, что еще неясно, выступит ли правительство за плебисцит, но, думается, он необходим. Недоставало только, чтобы завтра мне при­шлось начинать все сначала!

Надеюсь, что ты как-нибудь разберешься в моих каракулях, я и сам знаю, что пишу бестолково, но так устал, что лучше писать не могу.

Должен сказать, что принц Карл произвел на меня хорошее впечатление. У него есть своя точка зрения, и он умеет ее от­стаивать».

Твердый характер принца понравился Нансену. В дневнике того времени он писал:

«Еще летом я разговаривал с незрелым юношей, а теперь он пре­вратился в настоящего мужчину. И чем горячее он отстаивал свою правоту, тем больше вызывал у меня уважение. Я ему сказал, что его слова еще больше убеждают меня в том, что он именно тот человек и именно тех либеральных взглядов, которые подходят для норвежского трона. И все-таки он продолжал стоять на том, что в таком важном вопросе должен высказаться народ, и заметил, что здесь он более либерален, чем я».

Во время этих переговоров они стали хорошими друзьями, и как друзья вместе пытались найти решение проблемы.

23 октября Нансен посылает телеграмму норвежскому прави­тельству:

«Принц Карл заявляет, что по-прежнему настаивает на проведении плебисцита, но ни в коем случае не хочет доста­влять затруднения норвежскому правительству, если последнее не считает это необходимым. Если найдется способ согласовать интересы Норвегии и его личное желание, он будет чрезвы­чайно признателен».

По совету Миккельсена стортинг уполномочил правительство предложить принцу Карлу трон только в том случае, если народ даст на это свое согласие, 12 и 13 ноября проходил плебисцит. Миккельсен поручил Нансену участвовать в агитации, и Нансен отправился в поездку по стране не раздумывая. Из этой поездки Ева получила такое письмо

«Тронхейм, 11.11.05

В последнее время была ужасная гонка, ни одной спокойной ми­нутки со времени моего отъезда, даже не хватает времени обдумать выступление. Приходилось говорить, что в голову придет. Но, кажется, все прошло хорошо, и надеюсь, что соберем большинство голосов.

Во многих местах я уже выступал — в Кристиансунне один раз, в Санднесе и Ставангере в один и тот же день, потом еще раз в Ставангере. В воскресенье в Бергене два раза, в открытой сцене в Воссе, два раза в Волда! в церкви!!!, а в среду в Олесунне. Вчера в Кристиансунне, и сегодня, в воскресенье, снова в Тронхейме.

С голосом пока все в порядке, но в понедельник в городе Воссе выступал под открытым небом и сорвал голос, там было много республиканцев, и я хотел, чтобы все меня слышали. Думаю, что был услышан. С тех пор приходится беречь голос.

Удивительно много народа собирается, и число республиканцев значительно меньше, чем я ожидал.

Я рад, что теперь все уже позади и корабль войдет в надеж­ную гавань».