Книга об отце (Нансен и мир)

Нансен-Хейер Лив

Я спросила доктора Ланнунга, почему к другим организациям, например АРА, русские относились хуже, чем к Нансеновской миссии. [198]

«Дело в том, что русские несколько стыдятся необходимости принимать помощь,— ответил он,— в особенности от американцев. Вполне понятно, что Советской власти неприятно уже одно то обстоятельство, что нужда заставляет прибегать к помощи».

Сам Нансен ни разу не замечал, чтобы эта помощь кого-то подавляла, вызывала чувство стыда. Наоборот, его всюду чествовали и не скупились на выражение благодарности. Всякий раз, когда он приезжал в Россию, ему устраивали торжественную встречу, хотя обычно русские встречали иностранных гостей весь­ма сдержанно. «Помощь голодающим никогда бы не могла быть реализована, не будь присущих Нансену энергии, мужества и на­стойчивости, которые победили жестокосердие капиталистического мира»,— было напечатано в одной газете. Нансен всегда отве­чал, что не надо примешивать в дело помощи политику. Никто не мог, по зрелом размышлении, заподозрить,

что его работа на пользу голодающих крестьян или бездомных детей имеет по­литическую подоплеку.

198

Настороженное отношение русских к АРА объяснялось тем, что с первых же дней деятельности в Советской стране Американ­ская администрация помощи (АРА) начала развертывать антисоветскую пропаганду, притягивать к себе силы контрреволюции, заниматься сбором шпионских сведений. Органам Советской власти приходилось вести боль­шую работу, чтобы очищать комитет АРА от контрреволюционных элементов и добиваться распределения продовольствия среди действитель­но голодающих. В начале 1922 г. Советское правительство поставило пол­ковника Гаскелла, руководителя АРА в России, перед выбором: либо АРА прекратит свою подрывную деятельность, либо Советское правитель­ство откажется от ее помощи. Гаскелл вынужден был дать обязательство прекратить подрывную деятельность. Однако антисоветские происки АРА, хотя и более скрытно, продолжались. 

Надо сказать, что простые крестьяне воспринимали все со­вершенно правильно и видели в Нансене прямо-таки своего спасителя. Студенты и интеллигенция понимали его старания помочь молодежи и создать лучшие условия для науки, а дети попросту любили его.

Миссия Нансена учредила много детских домов, и все они носили его имя: «Детский дом имени Нансена». Это было очень нужным делом: по деревням и городам бродили тысячи бездомных мальчиков и девочек, изнуренных болезнями и голодом. Многие из них до того одичали, что превратились в преступников — как это было и во многих других странах после войны.

«Где ты ночуешь?»— спросил однажды у одного мальчугана доктор Ланнунг, знавший русский язык. «Там, где сухо»,— отве­тил тот. Но не всегда удавалось найти сухое место для ночлега, а еще труднее было найти еду.

Нансен сотрудничал с английским обществом «Спасите, детей!» («Save the Children») и с подобными учреждениями других стран: с квакерами [199] , которые под руководством Рут Фрай проделали огромную работу с детьми, с обществами Красного креста. АРА и шведский Красный крест в Самаре открыли тысячи столовых, где дети могли каждый день получать обед. Миллионы жизней были спасены. И в разгар этой работы Нансен успевал подумать о будущем.

199

Квакеры — члены основанной в середине XVII в. в Англии религиозной христианской общины, проповедующие всеобщее братство, пацифизм и занимающиеся благотворительностью. Благотворительной дея­тельностью в Советской России занимались такие организации квакеров, как «Совет службы трудящихся Англии» и «Комитет службы американ­ских трудящихся». 

«Совершенно очевидно, что такой способ действий скорее напоминает стратегический маневр, используемый во время битвы, чем регулярную помощь,— говорил Нансен.— Такая помощь очень полезна во время голода, но она легко может приучить людей к нищенству, если продолжать оказывать ее в местностях, где голод уже пошел на убыль».

Помогать русским организациям надо было до тех пор, пока Советы смогут взять это дело на себя. А средства неуклонно убывали. Воззвания Нансена к правительствам через Лигу наций о предоставлении международного займа были снова отклонены, а помощи частных лиц было недостаточно для поддержания всех этих несчастных детей. Многие из тех, кто мог бы быть спасен, были обречены. Не хватало и больниц, и медицинской помощи — многие заразные болезни, особенно сыпной тиф. находили благо­приятную почву.

Лишь 21 июля 1922 года Лига наций согласилась наконец поставить на обсуждение предложение Нансена и норвежского правительства о снаряжении особой комиссии для изучения этого вопроса:

«Совет вынес решение о том, чтобы секретариат собрал сведе­ния о России. Если окажется, что учреждение такой комиссии, со­ставленной из опытных экспертов, необходимо, то она будет немедленно избрана».

В августе Совет Лиги предложил всем входящим в Лигу пра­вительствам представить данные о положении в России, а еще че­рез 6 месяцев, 29 января 1923 года, на заседании в Париже было принято решение: комиссию не посылать, а секретариату продол­жить сбор сведений. К этому времени эпидемии уже унесли столько человеческих жизней, что инфекция перестала угрожать Европе...

Принимая во внимание те средства, какие были в распоря­жении обществ Красного креста, они провели огромную работу. Среди прочих особо выделялось шведское общество под началом принца Карла и под руководством советника посольства Эрика Э. Экстранда. Шведский Красный крест, работавший в Самарской губернии — самой неблагополучной по голоду,— показал на своем примере, что может сделать даже одна страна.

Если говорить о медицинских сестрах, которые, рискуя жизнью, тихо и незаметно делали свое дело, взяв на себя нечело­веческую нагрузку, необходимо особо отметить три имени:

Эльса Брандстрем, Карин Линдског и Лена Тидеман. Последняя, дат­чанка родом, позднее вышедшая замуж за норвежца, много рас­сказывала мне о своей работе во время голода в России. Она да­вала мне читать отчет, который она в январе 1923 года послала на родину, в датское общество Красного креста, и который рисует обстановку в Харькове:

«Я тут одна, зато, можно сказать без преувеличения, великая сила — делегат датского Красного креста в России и официальный представитель Нансена для всей Украины. Пока все идет хорошо благодаря г. Эйбю, хоро­шему организатору, который все прекрасно наладил. Потоком идут к нам телеграммы, письма, отчеты и запросы — видно, что организация живет полной жизнью. Сюда часто приезжают и делегаты, и курьеры, и нам до­стается от них много работы.

Кроме выполнения своих прямых обязанностей, мне приходится еще заменять д-ра Ланнунга, который вот уже 6 недель как в отъезде. Когда удается оставить контору на полчаса, я бегу навестить две студенческие столовые. Каждая отпускает по 1000 обедов в день. Надо снять пробу и вообще присмотреть за порядком. Вечером по вторникам здесь бывают заседания правления, и часто случаются забавные эпизоды. Русские любят поговорить.

Сербы прислали 377 тонн продуктов питания для Южной Украины. Их привезли на пароходе в Одессу и уже распределили — 50 процентов из них пошло в Запорожье, где, как и в Херсоне, очень голодно. У евреев есть свои организации, и они получают много посылок.

В настоящее время здесь надо уладить много важных дел. Москва просит нас прислать списки нуждающихся врачей, их вдов и семей здесь, на Украине. Желательно также получить письма от врачей об их работе и не­отложных нуждах. Списки и письма пойдут в Женеву, где идут сборы в пользу врачей, а также и профессоров всех факультетов. Русские врачи и профессора люди очень гордые и не желают просить материальной помощи, хотя и сознаются, что нуждаются во всем. О, если бы вы видели, как они живут и что едят! Но все они в один голос просят заграничных научных книг и журналов.

...Из Москвы мы получили в свое распоряжение 600 нансеновских посылок для железнодорожных служащих Харькова. Это было сущим бла­годеянием для них. Посылочное отделение помещается у нас тут, и мне довелось видеть нескольких получателей, явившихся за своими посылками. Одна молодая девушка в лохмотьях, но с сияющим лицом взбежала по лестнице. «Это у вас получают посылки?»— спросила она у меня. «Да, у нас».— «О, как мы рады! Спасибо!» Другие приходили усталые и бледные, со скорбными изголодавшимися лицами, и в таких одеяниях, что и пером не опишешь. «А жиры тут есть?»— осведомлялись они, принимая ящики, и, получив утвердительный ответ, расцветали улыбками, а иные крестились.»

Фру Тидеман-Ватне сохранила экстренный номер газеты, вы­пущенной как-то в Харькове по случаю приезда моего отца. У меня есть кое-что в переводе:

«Сегодня предполагается встреча сотрудников «Центрального комите­та по борьбе с голодом» с великим другом голодающих рабочих и крестьян Советской республики Фритьофом Нансеном. Не в первый раз страждущие массы приветствуют этого мужественного и энергичного человека, великого ученого и гуманиста. Мы приветствуем профессора Нансена от имени ра­бочих и трудового крестьянства не только в знак признательности за крупную материальную помощь, оказанную нам организацией, носящей его имя, но прежде всего воздавая дань восхищения Нансену за то, что он разоблачил ложь и лицемерие буржуазного мира, за то, что он протянул руку помощи Советским республикам. На сей раз Фритьоф Нансен приехал к нам в тот момент, когда борьба с голодом вступает в новую фазу, когда важно не только спасать жизнь голодающих, но и позаботиться о восстановлении экономики страны. Он прибыл к нам с планами, как организо­вать деятельность по обновлению страны и как совместными усилиями окончательно изжить голод со всеми его последствиями.

Трудящиеся массы еще раз приносят свою сердечную благодарность и навсегда сохранят чувство глубочайшего к нему уважения за его громадную беззаветную работу. Привет другу пострадавших рабочих и крестьян Фритьофу Нансену! Да здравствует окончательная победа над голодом и его последствиями!»

Приезд Нансена в Харьков был встречен с большой радостью как населением, так и сотрудниками его миссии. На вокзале со­стоялась торжественная встреча при участии представителей пра­вительства и администрации, а также членов Нансеновской мис­сии. Переговоры были отложены на другой день, а вечером был устроен обед в честь Нансена, на котором Лена Тидеман была почетной хозяйкой, после чего все приглашенные отправились в оперу. Режиссер спектакля и все его участники вышли перед поднятием занавеса на сцену приветствовать Нансена:

«Мы переживаем торжественный час — великий человек, гума­нист Фритьоф Нансен сегодня вечером с нами!»

Все зрители аплодировали стоя, и Нансену пришлось произ­нести со сцены небольшую речь.

И снова публика встала и разразилась нескончаемыми апло­дисментами.

На другой день состоялась конференция в ряде министерств и учреждений, а потом завтрак в украинском обществе Красного креста, где Нансена избрали почетным членом Общества. Отсюда отправились в студенческие столовые, а потом Нансен посетил дет­ский дом своего имени. Здесь воспитывались 85 сирот в возрасте от четырех до пятнадцати лет, подобранных на улицах и проселочных дорогах, но благодаря хорошему уходу все они выглядели здо­ровыми и довольными. Они пели и исполняли национальные танцы, ставили живые картины. Одна девочка написала Нансену стихи и прочла их по-русски. Кончались они так;