Книга Природной Веры

Сперанский Николай Николаевич

Соответственно, тантризм как религия требует медитативной практики и ведения предписанного образа жизни, при котором душа совершенствуется. Совершенство это специфично. Чувства для души при этом второстепенны, они должны бесследно погаснуть. Чувственную деятельность имеет смысл допускать только для того, чтобы подавление одних чувств не вызывало другие, более сильные. Сохраняться и развиваться должно стремление души к власти и сверхъестественные способности — летать, читать мысли, убивать без прикосновения и другие.

Для решения магических задач тантристы устраивают различные манипуляции с трупами, предаются сексуальным извращениям, аскетизму и самоистязаниям, воздерживаются или наоборот — неограниченно

едят мясо и пьют вино, исполняя свой обряд пяти «М». Все это делается в ритуально-магических целях. При этом, на время обряда все сословные и кастовые различия пропадают, и все запреты инуизма и вед нарушаются.

В мирской жизни тантрист от обыденного буддиста ничем не отличается. Преображается, меняет сущность, он только на время обряда. В идеале совершенному мастеру тантры владение магией нужно не для элементарного злодейства и обогащения, а для самосовершенства и утверждения тантрической справедливости вокруг себя. Главенствующей и управляющей всем оказывается тантрическая идея, а надо ли для нее совершать в ведическом понимании злодейство или добродетель — это оказывается уже вторичным. К народу, живущему по ведическим нормам бытия, тантристы относятся с презрением, называя их людьми-животными.

По сути тантрист — колдун, но без обычных человеческих чувств. Его идея и путь состоят в опустошении своего сознания так, чтобы его постепенно заполнили боги — Кали и Шива, или другие боги, но таким путем, что бы последним в нем умерла его магия.

Тантризм привлекателен тем, что дает человеку большую мистическую свободу. Предоставляет тантризм и духовную свободу от общественных институтов и установившихся культов. Тантризм может оказаться прибежищем революционера, вольнодумца, всякой мечущейся души, чем-то не согласной с обществом, возможно из самых высоких соображений. Тантризм привлекает молодежь, но взрослея, люди отходят от него. Одним из современных направлений развития тантризма явилось учение Шри Ауробиндо, который стремился к сохранению душой воли и дееспособности после смерти тела. Добивался он этого через развитие способности принимать волевые решения во время сновидений.

Тантрист может быть и совершенно безвредным для общества. Но поскольку тантристы создают тайные общества с закрытыми ритуалами, то в них вообще говоря должны скапливаться различного рода нарушители не только религиозных законов, но и законов государственных. По причине своей закрытости тантрическая организация неизбежно тяготеет к масонской ложе или к наркобанде.

Ползучий дух Вриты

1. На этом мы закончим изложение религий Индии и сделаем нужные заключения. Как видно, индуизм, тантризм и буддизм оказываются не совместимыми со славянским язычеством. Их различие, во-первых, в том, что на Руси никогда не признавалось равноправие добра и зла, жизни и смерти. Боги, отстаивающие эти стороны бытия, враждебны друг другу. Их борьба проявляется в Природе как смена мертвящей зимы дающим жизнь летом и теплым солнцем.

В Индии это не так — там летнее солнце жжет землю как злое начало, а зима не грозит гибелью и землю не сковывает. Там бог сухого лета Врита нежелателен, и потому его всякий раз побеждает божество сырой зимы Индра. Наша система календарно-мистических представлений оказывается там не пригодной.

Во-вторых, различие в том, что славяне признают жизнь и чувственное начало как данное богами благо и как самоценность. Дурные чувства — соответственно от злых, черных богов. Добрые чувства — от белых богов. Чтобы люди могли развивать в себе доброе начало, боги научили нас различным искусствам.

Поэтому искусство способствует жизни и является самоценностью, на которой стоит мир русского язычества. В индийских представлениях, искусства — просто страсти, они уходят с человеком. А каждая отдельная жизнь, да и вообще вся земная жизнь, не является ценностью, в которой заинтересованы боги.

В-третьих, индийские боги являют обязательные черты гигантизма как в своих размерах, так и в сроках задуманных деяний. В мире этих богов человек оказывается мельче песчинки. Славянские боги оказываются соизмеримыми с человеком, никогда не демонстрируют безмерности своих масштабов, даже если действительно велики.

Эти конфликтные различия появляются уже в Ригведе, где будущие индийские верования напоминают маленький ручеек, никак не обозначающий появления великой реки ниже по течению времени.

Таким образом, Ригведа, помимо пласта, развитого впоследствии русской культурой, содержит еще и начала совершенно иные. Эти начала оказались конфликтны с основным жизнеутверждающим началом Ригведы. Они содержатся в ней как некоторое малое начинание, развившееся впоследствии в группу новых индийских религий. Эти религии содержат ряд аскез, через которые отвергается жизнь и совершенствуется искусство умирания. Мы назвали эти начала "духом Вриты".

Дух этот не наш. И если мы ныне читаем «Ригведу», то надо понимать, что в ней содержится и не славянские начала.

2. Есть одна сторона индийских верований, о которой следует помянуть. Мы говорили, что индийская веротерпимость это благо и великое человеческое завоевание. В этом достоинство духа Вриты. Но отметим и лукавство духа Вриты. Индийские верования столь терпимы, что производят у нас относительно большое число просвещенных, которые скажут вам, что всякая религиозная борьба и нетерпимость происходит лишь на уровне формы веры и от невежества, (форма веры — это конкретные имена богов, символы и обряды, через которые выражаются идеи веры). Сами же эти посвященные поднялись выше формы — до уровня понимания содержания веры. И они видят, что идеалы и устремления одной веры, находят свое отражения в другой. Эти отражения полноценно эквивалентны, поэтому на их высоком и достойном человека уровне конфликт невозможен. Потому они не желают решать вопросы, вроде того: какая вера лучше? Раз они превзошли этот уровень развития, то для них уже сама такая постановка вопроса ложна. В частности, так рассуждают теософы, вдохновленные трудами Безант, Блаватской и Елены Рерих.

Такая позиция сноба напрочь отметает все те принципиальные различия между ведической религией и поздними религиями Индии, о которых мы тут говорили. По мнению этих просвещенных теософов, такие различия как раз и связанны лишь с формой, которая не есть суть и содержание веры.

Что можно сказать им здесь? Пусть такого рода просвещенные радуются жизни и наслаждаются переливами видимой им духовности. Все они очень амбициозны, явно или тайно гнут свою линию, угнетая всякое инакомыслие, хотя и заявляют о всеобщем духовном равноправии. Их может быть не за что гнать, но и не за что любить.

В устойчивом обществе, такого рода просвещенные защищены, и могут наслаждаться игрой ума потому, что на их страже стоит этническое самосознание народа, которому форма веры очень важна. Ему, народу, далеко не все равно — начнет ли, например, преобладать в России мусульманская религия или нет? Потому, что со сменой формы веры, неизбежно начнется распад традиционного понимания мира, а за ним приходят социальные и экономические бедствия. Тогда, размеренная традицией (и этой самой формой) жизнь сменится жизнью беспокойной и опасной — как на вулкане. И уже в такой кризисной ситуации жизнь и смерть определяются именно формой веры — тем, как и в кого веруешь.