Книга привидений
Шрифт:
Она дождалась, когда луна пошла на убыль, и отправилась к роднику. Он находился возле изгороди, среди деревьев. Заросший, он, по всей видимости, не использовался длительное время. Но все еще выбивался из-под земли. Рядом лежали несколько камней, прежде служивших его оградой.
Она огляделась. Поблизости никого не было. Солнце клонилось к закату, скоро должны были наступить сумерки. Она склонилась над водой - та была совершенно прозрачна. Она подобрала несколько галек.
Потом произнесла:
– Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя
После чего бросила в воду камешек.
Камешек булькнул. Больше ничего не произошло.
Она на мгновение прервалась, затем снова запричитала.
– Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя его будет вычеркнуто из Книги жизни. Господи, дай мне защиту от врага моего!
И бросила в родник еще один камешек. Раздался небольшой всплеск, но после того как рябь улеглась, стало видно, что никаких изменений не произошло.
И в третий, и в четвертый раз произносила она свое заклятие; сквозь деревья над родником пробивался сноп ярких солнечных лучей.
Затем она услышала шаги на дороге и затаила дыхание, ожидая, пока они затихнут вдали.
Потом продолжила бросать камешки и произносить слова заклятия, пока на дно не упала семнадцатая галька; вода вскипела и превратилась в чернила; вдова прижала руки к груди и облегченно вздохнула; ее молитва была услышана, ее проклятие обрело силу.
Она высыпала оставшуюся гальку, оправила на себе одежду, и ушла, радостная.
* * * * *
Случилось так, что в тот же самый вечер Якоб ван Хеерен отправился спать пораньше, поскольку поднялся до рассвета и весь день провел в дороге. Его родные спали в соседней комнате, когда были разбужены страшным криком, раздавшимся из его спальни. Якоб был вспыльчивым, властным человеком, привыкшим криком обращаться с женой и детьми, когда у него имелась в них нужда; но этот крик был необычным, в нем слышались нотки страха. Жена поспешила к нему, узнать, в чем дело. Она нашла старого бура сидящим на постели, вытянувшим одну ногу; его лицо потемнело; его глаза вылезли из орбит; рот открывался и закрывался, нечесаная седая борода шевелилась, - он пытался говорить, но не мог произнести ни слова.
– Пит!
– позвала она старшего сына.
– Иди сюда, взгляни, с твоим отцом что-то не ладно.
Пит и другие вошли и обступили кровать, тупо глядя на старика, не в силах понять, что с ним случилось.
– Дай ему немного бренди, Пит, - сказала мать.
– Он выглядит так, словно у него припадок.
Когда некоторая порция спиртного смочила ему горло, фермер несколько пришел в себя и хрипло сказал:
– Уберите это! Живо!
– Что убрать?
– Белый флаг.
– Здесь нет никакого белого флага.
– Да вот же он... обвивает мою ногу.
Жена посмотрела на вытянутую ногу, но ничего не увидела. Якоб рассердился, принялся
– Да снимите же его! У меня нога словно огнем горит!
– Но здесь ничего нет.
– А я говорю, что есть. Я сам видел, как он вошел...
– Кто вошел, отец?
– спросил кто-то из присутствовавших.
– Тот самый лейтенант, которого я застрелил, когда он принес мне воды, полагая, что я ранен. Он вошел в дверь...
– Это невозможно; он бы нас разбудил.
– Повторяю, он вошел в дверь, я отчетливо его видел. В руке он держал какую-то белую тряпку, подошел ко мне и обернул флагом мою ногу. Теперь она горит, словно в огне. И я не могу его снять. Скорее, скорее снимите его.
– Еще раз говорю тебе: здесь ничего нет, - сказала его жена.
– Сними с него чулок, - сказал Пит ван Хеерен, - он греет его ногу, потому ему и кажется, что она горит огнем. Остальное ему просто приснилось.
– Это был не сон, - взревел Якоб.
– Я видел его так же отчетливо, как вижу вас. Он подошел и обернул мою ногу этим проклятым флагом!
– Проклятым флагом!
– воскликнул Сэмюэль, второй сын.
– Как вы можете так говорить, отец, ведь этот флаг сослужил вам хорошую службу.
– Снимите его с меня, собаки!
– закричал старик.
– Прекратите бессмысленное тявканье и не стойте столбами!
С его ноги стянули чулок; все увидели, что она - левая нога - имела необычный белый цвет.
– Пойди и нагрей камень, - сказала жена одной из дочерей, - у него просто нарушилась циркуляция крови.
Но ни растирания, ни прикладывание горячего камня не помогли.
Якоб провел бессонную ночь.
Утром он поднялся, хромая; нога перестала что-либо чувствовать. Тщетно жена убеждала его оставаться в постели. Старик был упрям, и он встал, но не мог передвигаться, не опираясь на палку. После того, как оделся, он прошел на кухню и придвинул окоченевшую ногу поближе к огню; чулок и подошва нагрелись, стали тлеть, едва не загорелись, но она по-прежнему ничего не чувствовала. Тогда он вышел из дома, опираясь на палку, и принялся ходить, надеясь, что движение восстановит чувствительность - все было напрасно. Вечером, когда семья собралась за ужином, он сидел на скамейке возле двери и приказал принести ему еду на улицу. На открытом воздухе он чувствовал себя лучше, чем в доме.
В то время, как жена и дети ужинали, они вдруг услышали крик, больше похожий на крик раненой лошади, чем на звуки, издаваемые человеком, бросились наружу и обнаружили Якоба, он был в ужасе и выглядел даже хуже, чем прошедшей ночью.
– Он приходил снова, - произнес старик.
– Тот же самый человек, и я не знаю, откуда он взялся, он появился вроде как ниоткуда. Я увидел сначала белый дым, внутри которого что-то мерцало; затем он приблизился и стал более отчетливым; я понял, что это он; в руках он держал еще один белый флаг. Я не смог позвать на помощь, - я старался, но не мог издать ни звука, - пока он не обернул этот самый флаг вокруг моей ноги; мне стало очень холодно и больно, я закричал, и он исчез.