Книга привидений
Шрифт:
– Отец, - сказал Пит, - должны быть, ты заснул, и тебе это приснилось.
– Говорю же тебе, нет. Я видел его, я чувствовал его прикосновение. Дай мне руку. Я не могу подняться. Мне нужно в дом. Господи, когда этому придет конец?
Когда он поднялся, стало заметно, что левая нога у него не движется. Сын подхватил его с одной стороны, жена - с другой; он беспрекословно позволил отнести и уложить себя в постель.
При осмотре обнаружилось, что белизна распространилась по ступне и голени.
– Это что-то типа паралича, - сказал Пит.
– Ты, Сэмюэль, завтра же утром отправишься за врачом;
На следующий день старик снова твердо решил встать на ноги. Не смотря на все увещания, он поднялся и заявил, что будет двигаться, сколько возможно. Однако возможности эти были ничтожны. Вечером, когда солнце клонилось к закату, он сидел возле огня. Семья уже отужинала, все ушли, кроме жены, которая убирала со стола, когда услышала хрип со стороны очага, обернулась и увидела мужа, корчащегося на стуле и сжимающего левую ногу обеими руками. Изо рта у него шла пена, он не мог говорить, от боли и страха.
Она поспешила к нему.
– Якоб, что с тобой?
– Он снова здесь! Он бил меня метлой!
– закричал старик.
– Прогоните его. Он обертывает белым флагом мое колено!
Прибежали Пит и другие дети; они подняли отца, отнесли его в комнату и уложили на постель.
Колено его стало твердым, как камень, и холодным, как лед; нога стала белой от ступни до колена.
На следующий день прибыл врач. Осмотрев старика, он пришел к выводу, что у того инсульт. Но этот паралич имел необычный характер, поскольку никоим образом не повлиял на подвижность левой стороны тела и речь. Врач рекомендовал горячие компрессы.
Тем не менее, фермер не желал оставаться в кровати; он оделся и спустился в кухню.
Только теперь одной палки для него оказалось недостаточно, и Сэмюэль сделал ему костыли. С их помощью старик мог передвигаться; на четвертый вечер он отправился в стойло, чтобы осмотреть заболевшую корову.
Здесь его настиг четвертый приступ. Пит, находившийся снаружи, услышал его крик и как он стучит в дверь своим костылем. Он вошел и обнаружил отца лежащим на земле, дрожащим от ужаса, захлебывающимся невнятной речью. Он поднял старика, поставил на ноги, позвал Сэмюэля, и они вдвоем перенесли отца в дом.
Только здесь, выпив бренди, старик оказался в состоянии рассказать о том, что произошло. Он осматривал корову, когда вниз, с сеновала, спрыгнул тот самый лейтенант. Он встал между Якобом и коровой, наклонился и обвязал белым флагом бедро его левой ноги. Теперь эта часть омертвела.
– Здесь ничего нет, отец, но вашу ногу нужно ампутировать, - сказал Пит.
– Об этом сообщил мне врач. Он сказал, что только это может остановить дальнейшее омертвление.
– Ни за что! На что я буду годен с одной ногой?
– воскликнул старик.
– Но, отец, это единственное средство спасти вам жизнь.
– Я не позволю отрезать себе ногу!
– повторил Якоб.
Пит тихо сказал матери:
– Ты не видела на его ноге черных пятен? Врач сказал, мы должны за этим следить, и, как только они появятся, сразу послать за ним.
– Нет, - отвечала та.
– До сих пор не видела.
– В таком случае, будем ждать, пока они появятся.
На пятый день фермер не смог подняться с кровати.
Теперь он оказался во власти ужаса. После заката, случались
Последние лучи заходящего солнца проникли сквозь маленькое окошко и осветили страдальца.
Наступило время дежурства его жены.
Через некоторое время из горла старика вырвалось какое-то бульканье. Его глаза вылезли из орбит, его волосы встали дыбом, он, действуя руками, приподнялся, принял полусидячее положение, попытался ползти и спрятаться за спинку кровати.
– Что с тобой, Якоб?
– спросила жена, отложила одежду, которую штопала, и приблизилась к кровати.
– Лежи спокойно. Здесь никого нет.
Он не мог говорить. Его зубы стучали, борода тряслась, на губах выступила пена, а на лбу - крупные капли пота.
– Пит! Сэмюэль!
– позвала женщина.
– Идите скорее сюда.
Прибежали сыновья; они насильно уложили старого бура, совершенно обессилевшего.
При осмотре оказалось, что его правая нога начала мертветь, подобно левой.
* * * * *
Вечером, в сумерках, на семнадцатый день после визита к колодцу в Лланнелин, миссис Уинифред Джонс сидела у себя на кровати. Она не зажигала света. Она размышляла о том, как несправедливо обошлась судьба с ней и ее сыном, и с нетерпением ожидала того момента, когда над предателем и убийцей свершится правосудие.
Ее прежде непоколебимая вера в силу колодца немного пошатнулась. Обращение к нему с заклятием было старым поверьем, но теперь, с течением времени, осталось ли оно в силе? Можно ли было доверять словам женщины из дома престарелых? Может быть, она обманула ее, с целью получить полсоверена? Но с другой стороны - она видела знак, что ее мольбы услышаны. Хрустальные воды родника окрасились черным.
Может ли молитва вдовы остаться без ответа? Или же в мире преобладает зло? И слабые и угнетенные не вправе рассчитывать на правосудие? Праведны ли пути Господни? Будет ли справедливо пред лицом Его, если убийца ее сына не понесет заслуженное наказание? Если Бог милостив, он должен быть справедлив. Если Он открыт для мольбы о помощи, он должен прислушиваться также и к мольбам о мести.
С того самого весеннего вечера она не могла молиться, как обычно, за себя - ее единственной просьбой было: "Защити меня от соперника моего!" Она пыталась произнести прежние молитвы, но у нее ничего не получалось. Она не могла сосредоточиться ни на чем ином, кроме путешествия в южноафриканский вельд. Ее душа не могла обратиться к Богу с прежней любовью и преданностью; она задыхалась от ненависти, всепоглощающей ненависти.
Она была одета в траурное платье; ее руки, тонкие и белые, лежали на коленях, пальцы нервно сжимались и разжимались. Если бы кто-нибудь оказался здесь, в серых сумерках летней ночи, то огорчился бы, увидев, как изменилось ее лицо, утратило прежнюю мягкость, приобрело резкие черты, в глубоко запавших глазах сверкал гнев.