Книга Пыли. Прекрасная дикарка
Шрифт:
На следующий день Ханна с самого утра не находила себе места. Она повозилась немного в садике у дома, что-то подрезала, что-то пересадила, но в мыслях ей было совсем не до этого. Потом зарядил дождь, и она вернулась в дом, сварила кофе и впервые в жизни попробовала разгадать кроссворд из газеты.
– Какая дурацкая игра, – минут через пять проворчал ее деймон. – Слова имеют смысл только в контексте, а не вот так – разложенные по ящичкам, как биологические образцы.
Ханна
– Почему ты мне не напомнил? – упрекнула она деймона.
– А ты как думаешь? Я и сам забыл! – возмутился Джеспер. – Бога ради, успокойся уже наконец.
– Я стараюсь, – пробормотала Ханна. – Только, похоже, я забыла, как это делается.
– Дождь кончился. Ты вроде бы начала обрезать клематис, так пойди и займись им.
– Там все промокло.
– Тогда погладь белье.
– У меня только одна блузка неглаженая.
– Напиши кому-нибудь письмо.
– Не хочу.
– Ну, тогда испеки пирог, заодно и мальчика угостишь.
– А если он придет, как только я начну? Тогда нам придется полтора часа с ним болтать, пока пирог не испечется. К тому же, у нас есть печенье.
– Ну все, я сдаюсь, – вздохнул деймон.
Ханна сняла с крюка у камина старую закопченную сковороду, оставшуюся еще от матери, и поджарила себе сэндвич с сыром. Потом сварила еще кофе и на этот раз не забыла его выпить. На сытый желудок ей немного полегчало и удалось на целый час занять себя чтением. Между тем дождь припустил снова.
– Если и дальше будет так лить, он может и не прийти, – заметила Ханна.
– Придет как миленький! Ему слишком любопытно.
– Думаешь?
– Пока мы с ним говорили, его деймон четыре раза поменял форму.
– Хм-м-м… – протянула Ханна. Это Джеспер удачно подметил. Если деймон ребенка часто превращается и умеет принимать множество разных форм, это верный признак ума и любознательности. – И, по-твоему, это значит…
– …что ему очень интересно выяснить, в чем тут дело.
– Но он испугался. Даже побледнел.
– Всего на секунду. А потом опять раскраснелся, разве ты не заметила?
– Ну что ж, сейчас мы все узнаем наверняка. – Ханна взглянула в окно и увидела, что мальчик уже приближается к воротам. – Он все-таки пришел.
Не дожидаясь стука в дверь, она поднялась, отложила книгу на приставной столик, разгладила юбки и машинально коснулась волос. Господи, да отчего же она так нервничает? Глупый вопрос. Причин для беспокойства и впрямь было немало.
Ханна открыла дверь.
– Ты, наверное, промок насквозь, – сказала она.
– Ну, немного. – Прежде чем Ханна успела забрать у него дождевик, мальчик сам отряхнул его перед дверью. Потом взглянул на чистый ковер и блестящий мастикой пол – и снял
– Входи и грейся, – сказала Ханна. – Как ты сюда добрался? Надеюсь, не пешком?
– На лодке.
– У тебя есть лодка? Где ты ее оставил?
– Возле ремонтной мастерской. Мне разрешают ее там ставить. Я подумал, лучше я вытащу ее на берег и переверну, а то воды наберется столько, что за сто лет не вычерпаешь. Она называется «Прекрасная дикарка».
– Почему?
– Так назывался паб моего дяди. Папин брат тоже был трактирщиком, держал паб в Ричмонде. Мне понравилось название.
– Вывеска, наверное, была хорошая?
– Да, такая красивая дама, и она сделала что-то очень храброе, только я так и не понял, что. Ох… вот, держите, это ваша книга. Немного промокла, простите.
– Спасибо. Положи-ка ты ее лучше на каминную полку.
– Здорово вы придумали ее оставить, чтобы я знал, куда прийти.
– Просто у меня спецподготовка, – сказала Ханна.
– Спецподготовка? А что это такое?
– Это когда тебя учат… ну, в общем, передавать сообщения и все такое. Кстати, а как тебя зовут?
– Малкольм Полстед.
– А… желудь?
Мальчик замер, глядя ей в глаза:
– Как вы узнали, что спросить надо именно меня?
– Есть один способ… Существует такой инструмент… Ну, в общем, я это выяснила сама. Больше никто не знает. Ты можешь что-нибудь рассказать мне об этом желуде?
Малкольм порылся во внутреннем кармане и протянул ей руку. Желудь лежал на ладони.
Ханна осторожно взяла его, опасаясь, что мальчик отдернет руку, но тот даже не шевельнулся. Только внимательно смотрел, как она его развинчивает, – а потом кивнул.
– Я решил посмотреть, – сказал он, – знаете ли вы, в какую сторону он развинчивается. Я-то сам поначалу не понял: никогда не видел такую резьбу, чтобы развинчивалась по часовой стрелке. Но вы, я вижу, знали с самого начала. Так что, должно быть, он и вправду для вас.
И с этими словами он извлек из кармана сложенный во много раз листочек тонкой бумаги – в тот самый миг, когда желудь в руках у Ханны распался на две половинки и оказался пустым.
– Значит, если бы я попыталась развинтить его не в том направлении… – начала она.
– …то я не отдал бы вам записку.
Малкольм вручил ей бумажку, Ханна ее развернула, быстро пробежала глазами и сунула в карман жакета. Казалось, мальчик принял ответственность за желудь на себя, и это ей совсем не нравилось. Теперь придется решать, что с этим делать.
– Как ты его нашел? – спросила она.
И Малкольм рассказал все – с того самого момента, как Аста заметила человека под дубом на берегу канала, и до статьи в «Оксфорд Таймс», которую показала ему миссис Карпентер в лавке судовых товаров.