Книга суда
Шрифт:
– А как…
– Понятия не имею.
– Тора соскользнула с кресла и, дернув себя за косичку, извиняющимся тоном произнесла.
– Это наверху быть нужно, а я не могу.
Ступеньки чуть проседали под ногами, и поначалу Вальрику казалось, что нити, поддерживающие конструкцию, не выдержат его веса, и вся лестница рассыплется рваным ожерельем. Но ничего не происходило, виток за витком, для верности прижимаясь локтем к холодному стеклу цилиндра.
Звезда почти остыла. На руке следами прикосновения лучей остались пузыри ожогов и царапины. Правильно,
Осталось немного, тонкие нити паутины разлетались, разрастались, трансформируясь в воздушные мосты-галереи, и Вальрик остановился перевести дыхание.
– Раз, два, три, четыре, пять… - голос тонул в тишине, а зал - в сумраке. Сверху не рассмотреть, ждет ли его Тора или исчезла. Вернуться? Или дойти до конца.
Мост качнулся под ногами. А дальше куда? Вперед, к подсвеченной белыми огнями площадке.
Коннован
Я стояла под душем, глотая струи горячей воды, было ли жажда побочным действием препарата, или же перенесенного стресса, но пить хотелось неимоверно. И вымыться, лучше бы содрать шкуру, чтобы ни следа, ни запаха, ни памяти о чужих прикосновениях.
Ни вкуса крови на губах. Может, именно оттого, что помню, насколько горькая, и хочется пить. Лучше бы коньяк или что-нибудь покрепче, а я глотаю горячую воду, пытаясь унять запоздалую дрожь.
Теперь все будет в порядке. Серж умер, а я жива. И буду жить, буду счастлива и… просто буду счастлива. По запотевшему зеркалу катятся капли воды, и выходит, будто мое отражение, то, что под пленкой влаги, плачет. А я нет, больше не буду. Я выжила.
Стук дверь. Наверное, пора выходить, а выбираться из горячих лап водяного зверя немного страшно - вдруг не вся грязь смылась, не вся ушла? Мягкое полотенце успокаивает раздраженную кожу.
– Я одежду принес. И оружие.
У Рубеуса до того странное выражение лица, что мне становится не по себе. Зачем оружие?
– Ты… ты оденься сначала.
Одеваюсь. Прочные штаны из мягкой кожи, рубашка - ткань плотная, неприятно жесткая, а вместо пуговиц - завязки у ворота. Пояс со стальными заклепками, высокие сапоги и куртка. Самый обычный походный костюм, но я ведь не собираюсь никуда идти.
– Ты красивая, - говорит Рубеус.
– Даже в этом ты красивая.
– Объясни.
В его ладонь въелись крупицы пороха, запах оружейной смазки и точильного камня. Коготь сколот и на запястье широкий след точно от ожога. Рубеус не пытается обнять, не пытается отстраниться, будто ему все равно… неправда, я вижу, что не все равно, наверное, просто не время сейчас.
– Не время, - соглашается он, прикасаясь губами к ладони.
– Никогда не время и теперь тоже. Я вещи собрал, деньги, лекарства на всякий случай. Еды.
– Зря. Никуда я не пойду.
Его лицо сложено из резких прямых линий, их интересно изучать, линии-брови, линии-скулы, линия-подбородок, резкие, жесткие,
Перехватывает руку, легонько сжимая в кулаке.
– Коннован, пожалуйста… тебе нужно уйти, здесь не безопасно.
– А ты?
– Я не могу, я - Хранитель, я отвечаю за замок и людей.
– И за меня.
– И за тебя, - соглашается он.
– Поэтому ты должна уйти.
Где-то далеко хлопнула дверь. Не хочу уходить, мое место здесь, рядом с ним, чтобы рука к руке и как у людей - до последнего вместе, но как объяснить - не знаю.
– Это из-за меня все, так? Если бы ты не убил Сержа, то…
– То рано или поздно все равно пришлось бы выбирать, - Рубеус прижимается щекой к моей ладони.
– Марек не потерпел бы конкурентов, просто немного раньше, чем планировалось… тебе нужно спрятаться.
– И желательно там, куда очень сложно добраться, - Карл вошел без стука.
– Причем чем дольше вы разговариваете, тем меньше времени остается на подготовку. Конни, детка, давай объятья и прочую романтику отложим до другого раза. Если выживем, конечно. Милая, я совершенно серьезно говорю.
Не хочу подчиняться, понимаю, что Карл прав, но… не хочу. Ощущение грядущего одиночества разрушает с трудом завоеванный покой.
– Да очнитесь вы оба!
– Карл рявкнул так, что люстра жалобно зазвенела.
– Какого черта?! Да в любой момент… и всех накроет. Господи, во что я ввязался на старости лет?
Рубеус встал и, положив мне на плечо ладонь, повторил:
– Тебе нужно уходить и быстро. Я только не знаю, куда.
– А туда, куда кого попало не пускают, - Карл, подняв с пола рюкзак, протянул мне.
– Тебя ведь приглашали вернуться, вот и вернешься. Чаю попьешь… с вареньем. А мы уж тут как-нибудь сами.
Рюкзак тяжелый. Закинуть на плечо получается не сразу, и Рубеус помогает. За эту помощь, в которой чудится стремление побыстрее от меня избавиться, я его почти ненавижу. Легкое прикосновение к затылку, холодные пальцы на шее - то ли извинение, то ли случайность.
– Конни, детка, все более чем серьезно, и лучшее, что ты можешь сделать, так это избавить нас от некоторой доли волнений.
Прямолинейность Карла граничит с жестокостью, но странным образом мне становится немного легче. Ножны креплю на поясе самостоятельно, и сабля больше не кажется врагом.
– Вот так намного лучше, - Карл улыбается, только улыбка немного кривоватой выходит.
– Ты сильная девочка, прорвешься. И мы прорвемся, шансы есть.
– Честно?
– А разве я когда-нибудь врал тебе? Хотя нет, врал. Но на этот раз все честно. Ты дверь-то построить сумеешь?
– Постараюсь.
– Постарайся, девочка моя, постарайся…
Дальше… дальше было обычно, почти обыденно. Ладони на стене, попытка уловить нужное направление, мелкие детали, вроде белого фарфора и розовых бантов… кажется розовых. Нет, лучше стены вспоминать, буро-зеленые, покрытые ровным слоем краски, или потолок с длинными личинками ламп.