Книга суда
Шрифт:
– Контейнер выбирал? Коллега, эти же действия и обезьяна произведет, если вы ее в подобные условия поставите.
– Второй голос хрипел, и колокольчики послушно умолкали. Что-то сильное разодрало веки, впуская ослепительно-яркий свет. Он не хочет света, он устал, и голосов не хочет. Тишины бы, хоть ненадолго… - Зрачок реагирует. А вот болевые раздражители не воспринимаются.
– В этом и изюминка! Объект изначально обладал ярко выраженной невосприимчивостью к боли, полагаю, именно этот фактор и повлиял на выживаемость. Вот к примеру стандартный тест на экстремальную ситуацию, базовые инстинкты
– Голос разогнал колокольчики, и Вальрик был ему благодарен. Лежать хорошо, а когда свет убрали, позволив закрыть глаза, стало совсем… покойно.
– Показания датчиков свидетельствуют о глубоких патологических изменениях в психике объекта, - раздражение желтое, резкое, болезненное, отползти бы, но тело не движется. Что с ним произошло? В памяти белизна, бесконечная, уходящая вдаль белизна, и свет, и нудное, выматывающее дребезжание колокольчиков.
– Ничего нового вы не открыли.
– Да, но обратите внимание на скорость этих изменений, в несколько раз медленнее, чем у обыкновенного человека.
Медленнее, правильно, он сходил с ума медленно, считая шаги в бесконечности коридора, почти как степь, только без травы и солнце искусственное. Главное, что заблудится невозможно, ведь направление одно - вперед, шаг за шагом туда, где ничего нет. Даже сна. Плохо не спать, а спать невозможно, стоило закрыть глаза, и звон разрастался, заполоняя собой узкую трубу искусственного мира, а свет начинал судорожно мигать.
– Экземпляр просто замечательный… полагаю, вы понимаете необходимость дальнейших исследований? Подобная психологическая устойчивость при явном психопатическом складе личности парадоксальна. Да, да, глюкозу вводите, нужно помочь организму… к сожалению, в последние четверо суток наблюдения объект напрочь игнорировал контейнеры с пищей, полагаю, вследствие нервного истощения. Но опять же не останавливался. Его целеустремленность поражала.
Руку сжимают. Неприятно. Вальрик хочет сказать, чтобы отстали, чтобы просто позволили ему полежать немного, но изо рта вырвался лишь сдавленный хрип.
– Признайтесь, коллега, идея замкнутого кольца при дополнительной оптико-голографической маскировке весьма остроумна, создается полная иллюзия бесконечности…
Иллюзия. Бесконечности. Кольцо. Слова сложились вместе породив понимание. Значит, вот в чем дело, кольцо… замкнутый круг… место, где нет ни начала, ни конца, но ведь коридор был прямым. Или только казался?
– Смотрите, коллега, есть реакция и какая! По-моему, он нас слышит и прекрасно понимает!
– холодные пальцы ощупывают лицо, и от собственной беспомощности хочется выть.
– Рычит… надо же, какая поразительная живучесть, предполагаю, что через пару дней он восстановится в достаточной мере, чтобы продолжить.
– И что именно вы предполагаете?
– В этом голосе сухость, раздражение и брезгливость белых перчаток, коснувшихся пыли.
– Локальная блокировка вестибуло-мозжечковых путей в сочетании с искусственным стимулированием проекционных полей коры. Любопытно будет посмотреть сможет ли надкорковое образование
– Любопытно? Не кажется ли вам, что для любопытства подобные эксперименты несколько… аморальны?
– Зато познавательны, коллега, весьма познавательны. Что мы знаем о сенсорах? Фактически ничего, и заполучить экземпляр, подобный этому, несказанная удача… - Рука почти нежно гладит волосы. От этого прикосновения тянет опасностью, и Вальрик упорно отталкивает наползающий сон.
– А мораль - понятие ненаучное.
Сон похож на пропасть. В нем тихо, темно и спокойно…
Рубеус
В ее комнате пусто и холодно, а свежий воздух давно вымел запах лаванды. Плохо, до чего же плохо… пустота внутри жрет и днем и ночью, и хочется скорее сдохнуть, чтобы прекратить эту бесконечную муку.
Рубеус честно попытался поговорить, объяснить, хотя понимал, что ничего не выйдет. Оказался прав. Идиотская вышла сцена, бестолковая и нелепая. Сначала ожидание перед дверью, точно собака сторожил, гадая, куда пропала. Вернее, знал, куда, видел и хотел было пойти следом, но… не имел права. Единственное, что оставалось - ожидание, приправленное ревностью. Ее не было полтора часа, каждую минуту из которых Рубеус все ближе подползал к тонкой грани, за которой лежало безумие. Когда сил на ожидание почти не осталось, она спустилась вниз, села рядом и тихо, оправдываясь, сказала:
– Мы просто разговаривали, Карл и я. Разговаривали и все.
Тогда Рубеус поверил, что еще есть шанс все исправить… просто разговаривали… о чем? Не важно, главное, что просто разговаривали.
– Ты хороший, но… тебе будет лучше без меня. А мне лучше одной. Прости, что так получилось. Я… я не могу защитить себя, понимаешь?
– Подожди. Пожалуйста.
– Нет.
– Она покачала головой, подымаясь.
– Я знаю, что ты не виноват и Мика просто мстила, но все равно больно. Слишком больно, чтобы… дальше. Одной проще, а ты… ты убиваешь меня. Каждый раз потом мне так плохо, что лучше бы и вправду умереть. Я не хочу больше. Извини, что так получилось, но… по-другому мне не выжить.
А ему не выжить одному, понимание пришло сразу, но слишком поздно. Удержать? Силой? Наверное, можно, наверное, никто не осудит, и Карл, что бы он там не говорил, тоже поймет. Она, точно догадавшись о мыслях, отступила назад.
– Не надо. Ничего хорошего не получится. Извини.
Хлопнувшая дверь и чертова пустота, что в зАмке, что в душИ.
Странно, что хватило сил вежливо распрощаться с Карлом. Он не стал ничего говорить, и за это Рубеус был благодарен.
Скрипнувшая дверь, знакомый аромат, какого лешего ей нужно?
– Ну и долго собираешься лежать?
– поинтересовалась Мика.
– Все это, конечно, печально… трогательно даже, только глупо.
– Зачем ты это сделала?
Главное сейчас не смотреть Мике в глаза. Вообще на нее не смотреть, а лучше уйти куда-нибудь, где эта стерва не достанет. Еще немного и он просто убьет ее. Возьмет за шею и…
– Давай. Ты же хочешь этого, - она сама подошла. Нравится дразнить, неужели не понимает, чем это может закончиться.
– Тебе ведь нужен кто-то, на кого можно переложить вину.