Книга таинств Деливеренс Дейн
Шрифт:
Чилтон подался вперед.
— А вы никогда не рассматривали определенную возможность того, что обвиняемые в колдовстве были действительно в нем виновны? — спросил он, подняв брови и сложив пальцы домиком.
Конни взглянула на него. Внутри закипели раздражение и злость. Что за абсурд? Естественно, те, кто участвовал в Салемских процессах, верили, что ведьмы настоящие. Но никто из современных историков не допускал даже мысли об этом. Конни не понимала, зачем Чилтону понадобилось так ее дразнить. Еще раз хочет показать, какую низкую ступень она занимает в научном мире? Несмотря ни на что, нужно было отвечать — вопросы здесь задавал Чилтон. Ясно, что он уже слишком
Конни кашлянула, стараясь подавить вспышку гнева. Она еще не заняла того места в научном сообществе, чтобы вслух высказывать свое недовольство. Джанин сочувственно прищурила глаза и едва заметно кивнула Конни, чтобы та продолжала. «Впереди Рубикон, — как будто говорил ее взгляд, — к сожалению, никуда не денешься».
— Профессор Чилтон, — начала Конни, — ни один из вторичных литературных источников, которые я изучила, не указывает на реальность такого предположения. Единственное исключение составляют труды Коттона Мэзера. В 1705 году он написал статью, в которой оправдывал Салемские процессы и казни, будучи твердо уверенным в том, что судьи поступили правильно, избавив город от засилья ведьм. Примерно в это же время один из судей, Сэмюэль Сьюэл, принес публичные извинения за свое участие в процессах. Конечно, Коттон Мэзер, прославленный теолог, был одним из организаторов «охоты на ведьм», кстати, против воли своего отца, тоже теолога — Инкриса Мэзера, который публично проклял Салемские процессы как основанные на ненадежных свидетельствах. И все-таки Коттон Мэзер продолжал доказывать, что ведьмы в Салеме существовали и что убийство двадцати человек было совершенно оправданным. Он уже создал себе репутацию, и неправым его бы счесть не могли.
Уже завершая свою тираду, Конни увидела, как озорно улыбается ей Чилтон через стол. И поняла: экзамен окончен. Рубикон перейден. Конечно, она должна выйти и холл и подождать официального вердикта экзаменаторов. Но по крайней мере она нашлась что ответить, и теперь от нее уже ничего не зависело. Конни почувствовала беспомощность и изнеможение. Ее лицо и губы стали совсем белыми.
Четверо профессоров быстро обменялись взглядами, прежде чем обратиться к Конни.
— Прекрасно, — сказал профессор Чилтон. — Не затруднит ли вас выйти на некоторое время, мисс Гудвин, пока мы обсудим ваш ответ? Не уходите далеко, пожалуйста.
Выйдя из экзаменационной аудитории, Конни прошлась по темному коридору исторического факультета. Шаги гулко звучали на мраморном полу. Она опустилась на бледно-лиловый диван в центре холла, наслаждаясь долгожданной тишиной. Откинувшись на подушки, она стала играть кончиком своей косы, пристраивая его под носом.
Из закрытой экзаменационной аудитории доносились приглушенные голоса. Кто именно говорил, разобрать было сложно. Она ждала. Луч вечернего солнца согревал ее колени. У противоположной стены она уловила движение — мышка юркнула за горшок с увядшим цветком. Конни печально улыбнулась. Целые поколения маленьких существ жили в стенах исторического факультета, не думая ни о чем, кроме оставленных кем-нибудь крошек печенья и теплой норки. Она даже позавидовала такой незатейливой жизни.
Тишина повисла над холлом, и Конни слышана только свое дыхание.
Вдруг открылась дверь.
— Конни? Мы готовы.
Это была профессор Сильва. Конни выпрямилась. На миг ей представилось, что экзамен прошел ужасно, что она провалилась и ей придется оставить учебу. Но тут она увидела восторженно улыбающееся лицо Джанин под шапкой
— Вечером отмечаем у Эбнера!
Конни поняла, что все уже позади.
В аудитории она вновь заняла свое место. Солнечный луч спустился ниже и скользил по столу и рукам экзаменаторов. Конни придала лицу максимально спокойное и отстраненное выражение, напомнив себе, что никто не выносит чересчур эмоциональных женщин-ученых.
— После длительной дискуссии, — с серьезным лицом начал профессор Чилтон, — мы хотим поздравить вас с тем, что вы сдали квалификационный экзамен в аспирантуру и показали лучший уровень знаний, который мы все когда-либо видели. Ваши ответы были полными, точными и четко сформулированными. Мы считаем, что вы в высшей степени подготовлены к избранному вами пути — написанию диссертации.
Он сделал паузу, и, пока Конни осознавала сказанное, ее волнение постепенно рассеивалось. Она с облегчением выдохнула и впилась пальцами в сиденье стула, чтобы сдержать безумную радость, готовую политься через край.
— Правда? — вырвалось у нее.
— Конечно! — воскликнула профессор Сильва.
Смит кивнул:
— Отличная работа, Конни.
— Весьма достойная, — согласился профессор Бомонт, и Конни улыбнулась про себя — Томас не поверит, что он смог произнести хотя бы это.
Мысленно Конни уже перенеслась в предстоящий вечер, когда ее подопечный студент будет выспрашивать про каждого профессора в отдельности.
Пока комиссия хвалила ее выступление на экзамене, Конни захлестывала волна облегчения и усталости, наполняя все тело до кончиков пальцев. Голоса преподавателей как будто отдалились и притихли, голова затуманилась, захотелось спать. Конни с трудом поднялась со стула, она мечтала волшебным образом оказаться с друзьями, в тихом и спокойном месте.
— Семестр для меня закончился великолепно, — сказала она — у меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность.
Экзаменаторы стояли вокруг нее и, собираясь уходить, по очереди пожимали ей руку. Она машинально кивала в ответ, нащупывая свое пальто на стуле. Профессор Смит и профессор Бомонт вместе быстро вышли из комнаты.
Профессор Сильва закинула сумку за спину.
— Пойдем, детка, — сказала она, толкая Конни в плечо. — Тебе надо выпить.
Конни рассмеялась, подумав, что вряд ли осилит больше одного олд-фэшн, которыми так славится Эбнер.
— Я должна позвонить Томасу и Лиз — они требовали немедленного отчета, — сказала она. — Встретимся на месте?
— Конечно, им не терпится. — Профессор Сильва, Джанни — она настаивала на том, чтобы аспиранты звали ее по имени, — понимающе кивнула. — Мэннинг, поговорим на следующей неделе, — сказала она и, махнув рукой, исчезла за тяжелой дверью.
Конни стала наматывать на шею шарф.
— Конни, подождите минуту, — вдруг попросил Чилтон.
Девушка удивилась: это больше звучало как приказ. Она подошла к столу.
Чилтон опустился в кресло напротив нее, широко улыбаясь и ничего не говоря. Не понимая, в чем дело, Конни украдкой бросила взгляд на его локоть с кожаной нашивкой, освещенный лучом уходящего солнца.
— Я должен сказать, что выступление было потрясающим, даже для вас, — начал Чилтон с характерным для него выговором бостонской аристократии — слегка проглатывая звук «р».
Такое произношение вы вряд ли встретили бы где-то еще, оно не имело ничего общего с бостонским акцентом, часто пародируемым по телевизору. Чилтон вообще иногда казался ей человеком из прошлого, реликтом, скарабеем, застывшим в янтаре и не ощущавшим течения времени.