Книга таинств Деливеренс Дейн
Шрифт:
Как-то вечером, в начале своего первого семестра в университете Конни вышла из здания философского факультета после вечерних занятий и наткнулась на маленького щенка. Он сидел, забившись под куст рододендрона, но выскочил и побежал вслед за Конни, когда та пошла прочь через двор университета. Она прогоняла его, отталкивая ногой, но щенок увертывался и ковылял за ней. Остановившись у двери библиотеки, Конни снова попыталась отделаться от собаки, указав ей пальцем назад, на здание философского факультета. Щенок только вилял хвостом, высунув язык. Посередине двора Конни опять остановилась, приказывая ему искать своего хозяина.
Первое время она расклеивала объявления «Найдена собака». Никто не отозвался. Тогда она написала новые: «Отдам щенка в хорошие руки», но Л из ей не дала их развесить. «Как ты не понимаешь, он выбрал тебя!» — настаивала она, и Конни улыбалась ее сентиментальности. Лиз изучала средневековую латынь и была из тех девушек, кто тайно вздыхает о рыцарях, побеждающих драконов, окра-сивых нарядах и изысканных ухаживаниях.
Конни понимала Лиз, потому как и сама была сентиментальном, хотя иногда прятала эмоции под маской иронии и цинизма. И незаметно для себя Конни постепенно перестала искать, кому бы отдать щенка. Кстати, она так и не заметила, что с приходом Арло в ее жизнь ночные кошмары прекратились.
И теперь, подняв голову от плиты, Конни увидела на холодильнике записку, написанную аккуратным почерком Л из: «В 6 вечера звонила Грейс. Просила перезвонить, как только сможешь. Даже очень поздно».
— Посмотри-ка, Арло, — сказала Конни, кивнув на бумажку, — звонила твоя настоящая хозяйка.
Пес склонил голову набок.
— Ах, ну как же я могла такое сказать? — напустилась она на себя, наклоняясь почесать ему морду. — Ну конечно, нет. Это звонила моя мама.
Конни посмотрела на часы — двадцать минут второго. В Нью-Мексико двадцать минут двенадцатого. Она радостно улыбнулась: мама помнила, что у нее сегодня экзамен. Конечно, пришлось несколько раз кратко напомнить об этом в письмах, в остальном очень сдержанных, и оставить пару сообщений на автоответчике. Но все сработало.
Конни налила кипятка в щербатую кружку, кинула туда пакетик мятного чая и пошла в кабинет. Там зажгла спет, дернув шнурок приобретенного на распродаже торшера, ситцевым чудовищем изогнувшегося над креслом.
Комната, одновременно и строгая, и уютная, очень подходила двум трудолюбивым аспиранткам. В одной из стен располагался камин, вокруг него — дубовые книжные стеллажи, заваленные беллетристикой и учебниками. Рядом с камином раскорячился продавленный футон — Лиз спала на нем, еще когда училась в колледже, — а перед ним стояла скамеечка для ног.
По бокам от стеллажей были придвинуты к стенам два письменных стола. Первый — образец порядка — принадлежал Конни, за вторым, прогнувшимся под ворохом бумаг, работала Лиз.
Почти всю противоположную стену занимали высокие окна, на подоконниках которых разместилась небольшая роща — цветы и пряные травы в горилках — садик Конни. Около цветов стояла лампа, а у окна кресло для чтения, под которым только что мелькнул хвост Арло.
Конни притянула колени к груди и зажала между ними горячую кружку. Никогда раньше она не обращала внимания на эту комнату, проводя в ней слишком много времени. Когда-нибудь, может быть очень скоро, придет время, и они с Л из больше не будут жить вместе в этой конуре. От этой мысли Конни стало и радостно, и грустно. Но, конечно, до этого дня еще
Даже для ее мамы полдвенадцатого ночи слишком поздно. Но в записке значилось: позвонить, как только будет возможность. На самом деле, Конни была очень рада, что мама вспомнила про экзамен. Хотелось позвонить прямо сейчас, даже если придется ее разбудить. Конни уже не помнила, когда говорила с мамой последний раз. В конце декабря? Конни оставалась в университете готовиться к экзамену, и они поболтали на Рождество. С тех пор они еще должны были созваниваться. Конни помнила, что оставляла ей сообщения на автоответчике, но когда же они разговаривали? Неужели?..
Конни со стоном прижала руку ко лбу. Ну, конечно же! Грейс звонила поздравить ее с весенним равноденствием. О, это так похоже на Грейс Гудвин.
Раньше, когда Конни была сердитой юной девочкой, в моменты раздражения она называла маму «жертвой шестидесятых». Став старше, она начала смотреть на маму с отстраненным интересом антрополога. И теперь, когда ее просили описать Грейс, она использовала выражение «свободный дух».
О Грейс говорить было сложно. Конни вообще предпочитала этого не делать, потому что своим появлением на свет была обязана абсолютному неумению Грейс что-либо планировать. Конни явилась нежданным результатом романа Грейс на последнем курсе в Рэдклиффе, в 1966 году. Ее избранником стал тогда аспирант, преподаватель по восточным религиям. Конни не скрывала своего неодобрения, особенно теперь, когда она сама училась в аспирантуре.
Его звали Леонард Джэкобс, или просто Лео, как было принято среди его друзей. Конни перевела взгляд на полку, где стояла черно-белая фотография. С нее прямо в камеру смотрел нежного вида молодой человек в водолазке, с влажными глазами и высокими скулами, как у Конни. У него были длинные бакенбарды и взъерошенные волосы. Он не улыбался. Рядом с ним молодая девушка с прямыми, расчесанными на пробор волосами положила голову ему на плечо, мечтательно устремив взор куда-то в сторону. Это Грейс — ее мама.
Что говорил Лео по поводу скорого появления Конни, потомкам осталось неизвестно, хотя Грейс всегда намекала, что у них были далеко идущие романтические планы. Им не суждено было сбыться из-за внешней политики. Хотя Лео и оттягивал, как мог, окончание своего исследования, он получил степень в 1966 году и, потеряв академическую отсрочку от армии, за три месяца до рождения Конни был выслан в Юго-Восточную Азию, где и пропал без вести.
Конни никогда не обсуждала это ни с кем, даже с Лиз — так велика была ее печаль, хоть и приправленная неприязнью. Когда в компании друзей или коллег заходила речь о родителях, Конни быстро переводила разговор на другую тему. Даже сейчас Конни нахмурилась, хотя была одна в комнате, а пес мирно посапывал под креслом.
Тем временем Грейс не без труда закончила учебу и обосновалась в Конкорде, недалеко от пруда Уолден. Ничем не примечательный покосившийся загородный домик стоял рядом с лесом. У дома росли две сучковатые яблони, осенью наполнявшие воздух терпким ароматом сидра.
Грейс окружила себя огромным количеством знакомых, чтобы не так остро ощущать потерю Лео. Дом наводнили толпы богемных молодых людей — в основном музыкантов, но еще и студентов, поэтов и девушек, интересующихся керамикой.