Книга таинств Деливеренс Дейн
Шрифт:
— Да, это правда, — ничего не замечая, проговорил в это время Сэм, закрывая книгу и закладывая руки за голову.
Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.
— Что ж, — произнесла она слегка дрожащим голосом, потирая виски. Она должна сказать об этом Грейс. А может быть, врачу. — Похоже, мы зря потеряли время. Сэм, большое спасибо вам за помощь. Я не хотела отнимать у вас весь день.
— Смеетесь? — сказал он. — Потолок подождет. Я рад любому поводу порыться в архивах. Но у нас остались еще списки членов церкви.
Конни застонала.
— Да ну… Мы не знаем, кто она, родилась она не здесь, замуж
Сэм с досадой выдохнул.
— А я думал, что Гарвард — хороший университет. — Он поднялся, вытащил три книги с нижней полки и бесцеремонно плюхнул на стол. — Вас что, не учили методам исследования в вашем хваленом заведении? Попахивает второсортностью. Давайте, Корнелл. Еще один час — и мы закончим.
Расхохотавшись, Конни потянулась к ближайшему тому. В Корнеллском университете училась Лиз и с тех пор не без снобизма говорила всем, что он входит в Лигу плюща. Дружелюбие Сэма вмиг развеяло головную боль и напомнило о радостях ее работы. Конни бросила оценивающий взгляд на этого странного молодого человека, который вселил в нее смятение, но помог продвинуться в изысканиях. Он улыбнулся в ответ.
Весь следующий час они работали молча, пролистывая списки горожан, предложенных в члены церковной общины. Некоторые имена повторялись десятилетиями, пока не было получено официального разрешения. Конни изумлялась сдержанности и замкнутости, заключенных в этих страницах, и почувствовала, как внутри нее поднимается волна неприязни к культуре, которой она посвятила свою деятельность. Ей всегда нравилась неизвестность, таящаяся в архивах, головоломка, требующая решения. Если удавалось правильно собрать воедино разрозненные, противоречивые факты, то возникала картина эпохи, которая уже давно прекратила свое существование, но всюду, куда ни посмотри, оставила свой след. Иногда сложившийся портрет поражал жестокостью: вопреки идеализму исторических романов, колонисты Новой Англии могли быть такими же непривлекательными, как и любые другие люди: грубыми, неотесанными, мелочными и лживыми.
Конни достала с полки последний том и, пролистав первые пустые страницы до титульной, с удивлением подняла брови. Книга называлась: «Отлученные». Казалось, ею еще пользуются — ближе к концу было несколько незаполненных страниц. Последняя запись об отлучении относилась к середине девятнадцатого века, после чего Первая церковь в Салеме, видимо, обратила свое внимание на менее богословские проблемы. Многие новоанглийские конгрегации начали борьбу за отделение и вели ее вплоть до Гражданской войны. Конни представила, сколь мелочны были эти междоусобные распри по сравнению с засильем человеческого рабства.
Она вернулась в начало книги. Самое первое отлучение датировалось 1627 годом, но страница пострадала от воды, и на ней больше ничего не было видно. Записи делались каждые несколько лет со времени первых поселений, но к ним никогда не прилагалось никаких объяснений. Несколько случаев, недалеко отстоящих друг от друга по годам, видимо, относились к антиномистскому кризису, когда пуританский мир был потрясен возникновением секты, провозглашавшей, что милость Господня снисходит благодаря добрым делам, а спасение — от непосредственного общения с Богом. После того как кризис пошел на спад, записи опять приняли хаотичный, разрозненный характер. Конни
— Боже мой! — воскликнула она, не в силах сдержать волнение. — Я знаю, почему Деливеренс Дейн нет ни в одном списке!
— Почему? — спросил Сэм, поднимая голову.
Конни повернула к нему свою книгу и указала место на странице. Там, в самом низу длинного списка торопливо написанных имен, значилось Диливиренс Дейн — писарь явно был полуграмотный.
— Посмотрите на дату, — сказала Конни.
Сэм в замешательстве нахмурился. Удивленно глядя на Конни, он ждал объяснения.
1692 год.
— Сэм, — Конни схватила его за руку, — Деливеренс Дейн была ведьмой!
Глава пятая
— Объясните мне еще раз, — попросил Сэм, пододвигая к Конни большую кружку пива.
Она облокотилась на барную стойку и, обхватив голову руками, взволнованно барабанила пальцами по макушке. Сэм устроился на высоком стуле рядом с ней и сдул пену со своего пива. Другой конец стойки оккупировала небольшая компания мужчин средних лет в оранжевых штормовках и мокасинах. Они шутили и гоготали, со звоном чокаясь бокалами с «кейп-коддером».
Сэм и Конни сидели в тускло освещенной части бара, где на стенах висели вымпелы регат и черно-белые фотографии сорокалетней давности, с которых улыбались мужчины в роговых очках.
— Это один из десяти великих морских баров мира, — сказала Конни, вспомнив одно из лирических отступлений в письме Грейс, которое она прислала вместе с ключом от дома.
Грейс вспоминала, как подростком околачивалась в этом переделанном под бар хранилище для парусов, откуда констебль за уши выволакивал и препровождал домой местных мальчишек. Конечно, бурные времена миновали, хотя, глядя на моряков на том конце стойки, в это трудно было поверить.
В Марблхед Конни и Сэм приехали на ее машине. Конни предложила выпить пива за ее счет, чтобы хоть как-то отблагодарить Сэма за помощь. Он, не ломаясь, согласился. И никаких «мне надо позвонить» или «пойду переоденусь». Сидя за барной стойкой, Конни искоса поглядывала на него. Он слизнул пивную пену с верхней губы. Какая у него шелковистая кожа… А как подчеркнуты загаром лучики морщин у глаз…
— Да уж, — сказал Сэм, почесывая щетинистый подбородок и с опаской оглядываясь на моряков. — Но все-таки что там с годом? Я напрочь забыл семнадцатый век.
— М-м-м… — вздохнула Конни, потягивая пиво. — Как же сегодня жарко. — Она положила руки перед собой и почувствовала, как постепенно спадает напряжение. Наконец-то можно расслабиться. — Вообще-то я не люблю пиво, но сейчас пью с удовольствием.
— Конни, — укоризненно проговорил Сэм, слегка подтолкнув ее костяшками пальцев под локоть.
Она помолчала, держа кружку на весу. Сэм перехватил ее взгляд и теперь смотрел приветливо и заинтересованно.
— Хорошо, — улыбаясь, сказала Конни и повернулась к Сэму. — Все началось в январе 1692 года, когда в деревне Салем заболела Бетти — дочь священника Сэмюэля Пэрриса. Ей было всего девять лет. Отец не мог понять, что с ней. Священник этот был неоднозначной личностью. Некоторые его поддерживали, а другие считали, что он берет слишком большие деньги. Он и так много чего требовал, например, бесплатных дров как дань своей должности…