Книга тайных желаний
Шрифт:
— Возьми меня с собой, — услышала я голос Тавифы.
Мы все повернулись к ней. Сначала мне показалось, что подруга шутит, но ее глаза смотрели на меня с предельной серьезностью. Я не знала, что ответить.
— Тавифа! — воскликнула Марфа. — Ты была нам как дочь все эти годы, а теперь из прихоти хочешь бросить нас ради чужого тебе места?
— Мне трудно это объяснить, — ответила Тавифа, — но я знаю, что мне предназначено быть там. — Она начала запинаться, слова выходили уже не такими четкими и правильными, словно ею управляла некая посторонняя
— Но ты не можешь просто уйти, — возразила Марфа.
— Почему?
Вопрос застал Марфу врасплох.
Я посмотрела на Тавифу:
— Если ты всерьез намерена туда отправиться, то знай: жизнь в общине состоит не только из пения и танцев. Есть еще работа, пост, занятия и молитва. — Я не упомянула Харана и солдат из еврейского ополчения, которые пытались меня схватить. — А еще должно быть желание найти Господа, — продолжила я. — Иначе тебе не позволят остаться. Я не могу не предупредить тебя об этом.
— Я не прочь обрести Господа. — Тавифа успокоилась и говорила отчетливо. — Разве нельзя найти его в музыке?
Мне стало ясно: судя по последним словам Тавифы, Скепсида примет ее с распростертыми объятиями, признав в моей подруге свою. А если нет, то примет ее хотя бы ради меня.
— Не вижу причин, почему бы тебе не поехать с нами.
— А деньги? — поинтересовалась Марфа. Практичная Марфа.
Глаза у Тавифы расширились.
— Все мои деньги ушли на флакон нарда.
Я быстро прикинула в уме.
— Прости, Тавифа, но у меня хватит только на двоих. — Почему я не подумала об этом, прежде чем вселять в нее надежду!
Марфа торжествующее хмыкнула.
— Хорошо, что у меня есть деньги. — Она улыбнулась мне. — Нет причин удерживать Тавифу, если ей хочется пойти с тобой.
Моя отремонтированная сандалия лежала на коленях у Тавифы, готовая к долгой дороге в Иоппию. Подруга протянула ее мне, потом встала и обняла Марфу.
— Если бы у меня остался нард, я омыла бы им твои ноги, — сказала Тавифа.
На следующее утро Лави, Тавифа и я выскользнули из дома еще до рассвета. Остальные спали. У ворот я оглянулась, думая о Марии. «Давай не будем прощаться, — сказала она мне накануне вечером. — Мы обязательно увидимся снова». В ее словах не было притворства, одна искренняя надежда, и на секунду мне почудилось, что она исполнится. Но больше мы уже не встречались.
Луна почти совсем покинула небесный свод, оставив после себя лишь бледный призрачный завиток света. Пока мы шли по тропинке, ведущей в Енномскую долину, Тавифа начала напевать, не в силах скрыть радость. Она привязала свою лиру за спину, и выглядывающие изогнутые ручки напоминали пару крыльев. Я тоже была счастлива вернуться домой, но вместе с тем и печалилась. У меня за спиной лежала земля моего мужа и нашей дочери. Их кости навсегда останутся в ней. Каждый шаг, отдалявший меня от них, отдавался болью в сердце.
Идя вдоль восточной стены Иерусалима, я умоляла
МАРЕЙСКОЕ ОЗЕРО. ЕГИПЕТ
30–60 гг. н. э
I
Мы с Тавифой нашли Йолту в саду: она склонилась над грядкой тщедушных растеньиц. Работа настолько захватила тетку, что она не замечала нас. Йолта вытерла пальцы о тунику, оставив грязные полосы, и это движение наполнило меня необъяснимой радостью. Тете было пятьдесят девять, но сейчас, стоя на коленях в лучах солнечного света среди зелени, она выглядела почти юной. У меня отлегло от сердца. Йолта не покинула меня.
— Тетя! — окликнула я.
При виде меня, а потом и Тавифы, мчащейся к ней через ячменное поле, Йолта раскрыла рот и с размаху села на пятки.
— Дерьмо ослиное! — воскликнула она в обычной своей манере.
Я подняла Йолту на ноги и прижала к себе.
— Не чаяла снова свидеться.
— Я тоже, — сказала она. — И все же прошло всего несколько недель, и ты здесь. — На лице у нее восторг мешался со смятением. — И посмотри, кого ты привезла с собой.
Пока она обнимала Тавифу, позади нас, откуда-то выше по склону, раздался крик:
— Ана?! Ана… Это ты?
Оглянувшись на скалы, я увидела Диодору, летящую стрелой по тропинке с подпрыгивающей корзиной в руках. Судя по всему, она ходила за пустырником. Сестра запыхалась; пышные волосы, выбившиеся из-под платка, растрепались. Она рывком развернула меня к себе, и остролистные травы полетели из корзинки в разные стороны.
Когда я познакомила Диодору со своей подругой, сестра приветствовала ее словами, которые Тавифа вспоминала потом всю жизнь: «Ана рассказала мне о твоей храбрости». Тавифа промолчала. Думаю, Диодора сочла это проявлением застенчивости, но я знала, что дело было в отрезанном языке, в боязни, что ее речь сочтут бессмысленной.
Тавифа помогла Диодоре вернуть в корзинку рассыпанные травы, и все это время Йолта словно бы собиралась с силами, готовясь задать вопрос, которого я боялась. Я оглянулась на склон холма, высматривая крышу библиотеки.
— Что привело тебя сюда, дитя? — спросила наконец Йолта с напряженным, вмиг посуровевшим лицом. Она уже догадалась о причине.
— Иисус мертв, — ответила я дрогнувшим голосом. — Его распяли.
Диодора вскрикнула, выпуская наружу звук, который бился и у меня в горле.
— Пойдем со мной, — сказала Йолта, беря меня за руку.
Она увлекла нас за собой на невысокий холм неподалеку от сада. Мы уселись под низкими соснами диковинного вида, которым ветер придал фантастические очертания.