Книга тайных желаний
Шрифт:
Вряд ли причиной нашего семейного собрания служили затруднения отца.
— Хватит с нас краденой посуды, Матфей, — заявила, вставая, мать. Ее так и переполняли чувства, готовые вот-вот выплеснуться наружу. — У меня важные новости, Ана. Церемония помолвки состоится во дворце!
Я вперила взгляд в рассыпанные по блюду гранатовые зерна.
— Ты меня слышишь? — повысила голос мать. — Сам Ирод Антипа устраивает пир по случаю твоего обручения. Тетрарх собственной персоной, Ана. Подумать только!
Нет, такого я не могла себе представить. Да, без публичного объявления не обойтись, но превращать помолвку в зрелище? Наверняка матушка постаралась.
Я никогда не
— И когда назначено празднество? — спросила я.
— Девятнадцатого числа месяца мархешвана.
— Но это же… всего месяц остался.
— Я знаю, — ответила она. — Не представляю, как мне со всем управиться, — она заняла свое место подле отца. — Разумеется, все заботы о подарках для тетрарха и семьи Нафанаила лягут на меня, а ведь еще нужно подготовить приданое. Тебе понадобятся новые туники, плащи и сандалии. Придется покупать заколки для волос, пудру, стеклянную и керамическую посуду: нельзя допустить, чтобы ты вошла в дом Нафанаила со всяким старьем… — продолжал журчать ее голос.
Я почувствовала себя веткой, которую уносит бурлящий поток, и с мольбой посмотрела на Йолту.
XIII
Однажды утром, пока мы с Тавифой кусочек за кусочком клевали медовые пирожные, Йолта развлекала нас египетской историей — сказанием о боге Осирисе, убитом и расчлененном, а затем собранном из частей и воскрешенным богиней Исидой. Йолта не пропустила ни одной ужасающей подробности. Тавифа даже запыхтела, так поразило ее повествование. Я кивнула ей, словно подтверждая, что тетя еще и не такое знает.
— Это было на самом деле? — спросила Тавифа.
— Нет, дорогая, — разуверила ее Йолта, — это выдумка, хотя все же и правда.
— Ничего не понимаю, — пожаловалась Тавифа.
Я тоже была в недоумении.
— Суть в том, что подобное может произойти с каждой из нас, только внутри, — объяснила Йолта. — Только представь: твою привычную жизнь могут разорвать на куски, словно Осириса, а потом сложить заново из разрозненных деталей. Часть тебя может умереть, а потом возродиться в новом обличье и занять прежнее место.
Тавифа недоверчиво скривилась.
— Вот сейчас ты, девушка, живешь в доме своего отца, — продолжала Йолта. Но скоро эта жизнь закончится и начнется новая: жены в доме мужа. — Она перевела взгляд с Тавифы на меня: — Не следует полагаться на судьбу. Возрождение зависит только от тебя. Стань Исидой, возвращающей Осириса к жизни.
Тетя кивнула мне, и я поняла. Если супружеству суждено растерзать мою жизнь, нужно попытаться собрать ее заново согласно моим желаниям.
В ту ночь я лежала в постели, полная решимости расторгнуть помолвку, не дожидаясь заключения брака. Это было трудно, почти невозможно. Женщина не имела права подать на развод, если только муж не откажется выполнять супружеский долг — а если бы Нафанаил и правда отказался, я сочла бы
Когда я уже балансировала на грани яви и сна, меня вдруг посетила тревожная мысль: допустим, мне посчастливится и Нафанаил расторгнет помолвку еще до свадьбы — но тогда я вряд ли обручусь с другим. На тех, кого заранее отвергли, не женятся: даже у разведенных больше шансов. Раньше я бы блаженствовала от одной мысли о подобном исходе, но после встречи с юношей на рынке что-то во мне изменилось.
XIV
Мы с Лави пересекали город на рассвете, когда розовеющие лучи пробегали по улицам, словно замирающий пожар. Я не теряла надежды найти укромное место для своих записей, но терпение мое подходило к концу. Это была наша седьмая вылазка в холмы.
Когда перед нами предстали стены дворца, сложенные из сияющего белого камня, и красные сводчатые крыши, я остановилась. Присутствие тетрарха на нашей помолвке привлечет к ней внимание всей Галилеи, ведь этот союз заключается едва ли не с одобрения правителя. Подтолкнуть Нафанаила к разрыву станет еще труднее. Я боялась, что мне уже никогда не избавиться от бен-Ханании.
Мы подошли к восточным воротам, названным по имени жены римского императора Ливии. Ворота, по обеим сторонам которых стояли кедровые столбы, недавно посекли топорами и мечами. Я решила, что это зелоты оставили следы в знак своего презрения, и задалась вопросом, был ли среди них Иуда. Рассказы о Симоне бар-Гиоре и его людях быстро распространялись по городу. Лави приносил их из кузницы, с мельницы, возвращаясь с винодельни, и с каждым разом сюжеты становились все страшнее. Двумя ночами ранее я собственными ушами слышала, как отец кричал матери, что если Иуда окажется среди бунтовщиков, то Антипа прикажет его казнить, и он, отец, не сможет этому помешать.
Прежде чем спуститься в долину, я задержалась у Ливиевых ворот, наблюдая за путниками на дороге в Назарет далеко внизу. С этой высоты белые домики в деревне, видневшейся в отдалении, выглядели стадом овец.
Первая обнаруженная нами пещера служила, очевидно, логовом какому-то зверю, и мы поспешно покинули ее. Свернув с тропинки, мы углубились в заросли бальзамической рощи, направляясь к просвету среди ветвей, где виднелась полоса известняка. Сперва я услышала низкий, глухой голос. Потом увидела и его самого, а за ним — темный вход в пещеру. Человек стоял спиной ко мне, словно обрамленный в камень, воздев руки горе, и что-то бормотал. Видимо, молился.
Я осмелилась подкрасться поближе, однако держалась на таком расстоянии, с которого меня нельзя было заметить. Рядом с молящимся на камне лежал кожаный пояс с шилом, молотком, зубилом и еще каким-то изогнутым приспособлением. Его рабочий инструмент.
На поверхности камня предзнаменованием вспыхнул луч солнца. Человек слегка повернул голову, и я убедилась в том, что и так уже знала: это был тот юноша с рынка, Иисус. Я пригнулась к земле, жестом приказав Лави последовать моему примеру.