Книга тайных желаний
Шрифт:
— Боюсь, твою прогулку придется отложить. Печь просто заросла грязью.
— И это не могло подождать до полудня?
— Разумеется, нет, — ответила она. — Кроме того, я кое с кем договорилась на сегодняшнее утро. У тебя будет гость.
Только не Нафанаил. Господи, нет. Только не он.
— Помнишь Тавифу?
И не она тоже.
— Зачем ты ее пригласила? В последний раз мы виделись два года назад.
— Она тоже недавно обручилась. У вас много общего.
Дочь одного из младших писцов, служивших под началом моего отца, Тавифа несколько раз навещала меня, когда нам обеим было лет по двенадцать,
Даже тогда я понимала, что визиты Тавифы — всего лишь уловка, попытка матери отвлечь меня от учебы и прочих неподходящих девушкам занятий. Конечно, откуда матушке знать, что как-то раз Тавифа подкрасила соски хной и с гордостью продемонстрировала их мне.
Я бросила сердитый взгляд в сторону матери: теперь с помощью Тавифы она надеялась отвлечь меня от утренних прогулок. И хотя истинные мотивы, гнавшие меня в холмы, ей были неизвестны, она явно что-то подозревала. «Будь начеку», сказала я себе.
Тавифа осмотрелась по сторонам:
— Когда я заглядывала сюда в последний раз, твоя кровать была завалена свитками. Помню, ты читала один из них, пока я заплетала тебе косы.
— Неужели?
— Даже когда я запела, ты не оторвалась от своего занятия. Ты слишком серьезная! — Она добродушно рассмеялась, и я приняла ее замечание без комментариев, хотя было трудно удержаться и не сказать, что с годами моя серьезность только усугубилась.
Мы сидели на ковре в неловком молчании, угощаясь козьим сыром и миндалем, которые Лави приготовил нам на завтрак. Я посмотрела в сторону окна. Утро уже клонилось к полудню.
— Что ж, теперь мы обе помолвлены, — заявила она и принялась щебетать о своем женихе Эфраиме, которому шел двадцать второй год. Вскоре я знала о нем куда больше, чем хотелось бы: отец Тавифы обучал Эфраима премудростям службы дворцового писца, и теперь тому даже поручали работу с документами для одного из советников Ирода Антипы. Жених слыл небогатым, однако же «твердым в намерениях», что, по-моему, не очень-то говорило в его пользу, однако он в любом случае был бесконечно лучше супруга, которого выбрал для меня отец.
Я слушала вполуха и не задавала вопросов ни о дате свадьбы, ни о размере приданого.
— А теперь твоя очередь. Расскажи мне о своем суженом, — попросила Тавифа.
— Я бы предпочла промолчать. Он мне отвратителен.
— А вот мне Эфраим вовсе не отвратителен, хоть я и нахожу его уродливым. Вот если бы лицом и фигурой он походил на солдата, который провожает отца во дворец и обратно… — Она хихикнула.
Я тяжело вздохнула.
— По-моему, я тебе не очень-то по душе, — вдруг выпалила Тавифа.
От ее прямоты я подавилась кусочком
— Прости, — извинилась она, — вечно я ляпну, не подумав. Отец говорит, что умом я слаба, а язык у меня и того хуже. — Она испуганно посмотрела на меня; в глазах уже стояли слезы.
Я обняла ее за плечи:
— Это мне следовало бы просить прощения. Я была груба с тобой. Сегодня утром я собиралась на прогулку по холмам, и твой визит… застал меня врасплох. — Я с трудом удержалась, чтобы не сказать «все испортил».
Она утерла щеки рукавом, кривя губы в недоверчивой улыбке.
— Я рада тебе, — добавила я, почти не покривив душой. Мне было стыдно, и захотелось приободрить Тавифу. — Спой мне. Обещаю, что не стану читать.
В комнате не осталось ни одного свитка, которым я могла бы соблазниться, но мне и правда хотелось услышать ее голосок.
Лицо девушки засияло, и комната наполнилась нежными звуками песни, которую женщины исполняли, встречая жениха перед свадьбой:
Пой, грядет жених любезный, Ударяй в тимпан и пой, В пляс по милости небесной Всякий пустится с тобой.Я считала Тавифу пустой, но, возможно, она была всего лишь простодушной. Юной девушкой, только и всего. Девушкой, которая хотела бить в тимпан и петь. Той, кем не была я. И тут мне открылась истина: я ненавидела в Тавифе то, чего не хватало мне самой.
«Ты слишком серьезная», — сказала она.
Позабыв о ноющей лодыжке, я вскочила и запела с ней вместе, мы кружились по комнате, пока у нас не потемнело в глазах и мы с хохотом не повалились на пол.
План вернуть Тавифу в мою жизнь сработал, хоть и не так, как задумывала мать. Ничто не отвратило бы меня от занятий или прогулок, но пела я теперь с гораздо большим удовольствием.
X
Тавифа часто приходила к нам по утрам, мешая моим вылазкам в холмы. Я постоянно боялась, что Шифра или мать обнаружат свитки и чашу в комнате Йолты, и все же присутствие новой подруги радовало меня. Ее посещения были яркими вспышками, которые хоть немного скрашивали унылое ожидание брака с Нафанаилом. Она помнила бесчисленное количество песен, которые по большей части слагала сама гекзаметром и триметром. В одной рассказывалось о безумной женщине, которая, стоит ей начать смеяться, никак не может остановиться. В другой говорилось о крестьянине, запекающем червяка в хлеб, предназначенный для тетрарха. Моя любимая песня повествовала о девушке, которая притворилась мальчишкой и сбежала из гарема.
Даже Йолта вставала с постели раньше обычного послушать новые творения Тавифы. В такие дни тетя приносила с собой египетский музыкальный инструмент под названием систр и встряхивала им в такт мелодии. Тавифа расплетала темные косы и, нисколько не смущаясь, в танце показывала историю, о которой пела. У нее было ладное, гибкое тело; брови на красивом лице изгибались крутой дугой. Движения Тавифы завораживали, словно перед нами извивалась струйка дыма, от которой невозможно было отвести взгляд.