Книга теней
Шрифт:
И тогда, перебравшись на переднее сиденье, я выглянула в окно берлина и увидела: там , впереди, неясно вырисовывается, приближаясь все ближе и ближе, город, весь словно из серебра!
У меня буквально перехватило дыхание: когда я увидела простирающийся передо мной город, воздух с шумом вырвался из моих легких, как от удара. И если бы моим спутником был кто-то смертный , он или она услышал бы, как я, переведя дыхание, произнесла в испуге несколько крепких словечек.
В то же мгновение воображение уступило место рассудку, и я поняла, что это не мифическое место, не Камелот, не Ксанаду, не Атлантида, поднимающаяся из моря ночи, а известный каждому французскому школьнику замок Шамбор.
От
Я наблюдала, как на фоне темного неба вырисовываются еще более темные крыши: смешение куполов, дымовых труб, бельведеров, шпилей и башен. Стены, высящиеся в запущенном парке, сельские ландшафты, светящиеся как скульптура из слоновой кости. Блестели тысячи окон, отражавших, как в призме, лунный свет. Все сияло и сверкало, все четыре с лишним сотни залов!
Замок Шамбор… Я не стану из-за нехватки времени подробно описывать здесь это место. Мне сказали, что мы на подходе к порту, и я отказалась от намерения закончить сейчас свои записи. Поэтому позвольте предложить вашему вниманию следующие сведения, почерпнутые из брошюры, купленной в Арле.
Строительство замка началось в 1519 году при Франциске I, о чем свидетельствуют довольно отчетливые буквы F и королевская (омерзительная! ) саламандра. Незадавшаяся судьба этой обделенной любовью и теплом постройки, похоже, была предопределена Франциском, который, если верить молве, выбрал это место в болотистом бассейне Солони лишь потому, что поблизости находился особняк графини де Тури, страстью к которой воспылал еще не пришедший к власти Франциск. После его смерти заботу о замке и его строительстве взяли на себя наследники Франциска, но, поскольку Версаль, Сен-Клу, Фонтенбло и Сен-Жермен находились ближе к столице, монархи были не слишком склонны перебираться в Шамбор, расположенный, возможно, в наименее привлекательной части королевства. В этом неуютном, напоминающем казарму королевском владении жили, сменяя друг друга, Генрих II, Гастон Орлеанский, брат Людовика XIII, и, что наиболее примечательно, Людовик XIV. Легко можно представить, какие украшения были сделаны и какие пристройки возведены по приказу последнего, наиболее из монархов склонного к декоративным излишествам. Затем последовали пребывающий в вечном изгнании польский король Станислав Лещинский, отчим Людовика XV, с королевой Екатериной Опалинской. В 1745 году, после его победы при Фонтенуа, замок был дарован маршалу де Саксу, а сейчас эта унылая громада пустует, потому что наследники маршала де Бертье судятся за Шамбор с герцогом де Бордо, чья мать, герцогиня де Берри, громогласно отстаивает права своего сына.
Берлин проехал через La Porte royale [119] и остановился во внутреннем дворике замка. Вот наконец место, подумала я, чей масштаб соответствует нашему экипажу! Я быстро вышла из карсты, соображая, стоит ли отругать Мишеля за то, что остановился здесь по собственному произволу, не посоветовавшись со мной, своей хозяйкой … Но только на козлах восседал вовсе не Мишель.
Там сидел улыбающийся кюре, быстро обретая свое человеческое обличье.
119
Королевские ворота (фр. ).
— А кучер? — спросила я. — Что ты сделал с кучером?
— Уволил, — ответил священник, — пока ты спала. Целого и невредимого, разбогатевшего и слегка недоумевающего.
Я не смогла сдержать улыбку: наконец-то Мишель получит все, чего искал тогда в Анже. Он не пропадет с его умением легко приспосабливаться к новой обстановке — в этом я была уверена. Но тут раздался ужасный звук; я обернулась и увидела старинные, с железными петлями двери, которыми, похоже, редко пользовались, широко открытые во внутренний двор, и Мадлен, стоящую в них.
— Мы решили, что замечательно проведем ночь здесь .
— Несомненно, замечательно, — отозвалась я. Отец Луи спустился с крыши берлина, а Мадлен неестественно быстро пересекла внутренний двор. Очертания их тел были вполне отчетливыми, и все же казалось, что свет луны проникает сквозь них, частично отражаясь, — они светились, как и огромный замок.
Вокруг нас высились башни замка и прилегающие к ним стены: каменные скульптуры, горгульи, взирающие на нас с каждой капители… многочисленные тени придавали глубину всему ансамблю, он начинал казаться живым. Я долго стояла во внутреннем дворике, озираясь вокруг, пытаясь вобрать в себя всю эту волшебную громаду.
Мадлен исчезла, но тут же вновь возникла в дверях главного входа, которые она каким-то образом бесшумно распахнула для нас изнутри.
— Не изволите ли войти? — спросила она.
И я (как прежде многие короли и королевы?) вступила в замок Шамбор.
Огромная дверь захлопнулась позади меня, после чего еще долго слышался отзвук удара холодного дерева о еще более холодный камень. Свет луны исчез, через мгновение загорелось пламя масляной лампы в руках Мадлен. Я не имею представления, как она зажгла огонь, спичкой или как-нибудь иначе, но меня это не слишком удивило: тот, кто состоит в основном из воды и воздуха, наверно, может раздобыть и толику огня, если захочет.
При свете лампы я последовала за Мадлен. Сквозь узкие окна то там, то здесь проникал лунный свет, и я мельком видела гобелены, смогла разглядеть высокие незаведенные часы, громоздящиеся в темном углу. Я знала, что отец Луи находился где-то поблизости, но если он и мог принять четкие очертания, то только не при свете нашей лампы. Вскоре мы с Мадлен достигли подножия знаменитой двойной лестницы замка: переплетенные лестничные ходы позволяли двоим (любовницам? соперникам?) входить и выходить, не повстречав друг друга. Тремя или четырьмя ступеньками выше стоял, прислонясь к массивным перилам, отец Луи, контуры его фигуры были бледными, но различимыми. Луара была слишком далеко, и духам пришлось удовольствоваться заполненным водой рвом, опоясывающим замок, поэтому они всю ночь казались полупрозрачными.
Принимая во внимание ограниченные возможности моей смертной природы, духи поднялись по лестнице традиционным способом — ступенька за ступенькой. При мне они всегда старались проходить через двери, а не сквозь стены, зажигать лампы, хотя темнота не составляла для них неудобства, садиться на стулья, хотя могли легко парить в воздухе, поскольку ничего не весили, если не считать воды. Никто не проронил ни слова, и это молчание лишь усиливало впечатление значительности всего, что я видела. При строительстве Шамбора не было сделано никаких уступок банальности человеческой участи. Напротив, обилие украшений, масштаб увиденного мной свидетельствовали о присутствии богов; мой восторг от замка мог быть выражен словом «божественный».
Мы поднялись наверх. Испытывая на каждой лестничной площадке желание покинуть своих бестелесных проводников и исследовать замок самостоятельно, я все же следовала за ними, не переставая удивляться, зачем мы минуем один этаж за другим, поднимаясь по лестнице все выше и выше. Ответ на свой вопрос я получила, когда мы наконец добрались до ажурного фонаря, венчающего замок. Здесь я увидела высеченную на камне большую геральдическую лилию, нетронутое совершенство которой вызвало в памяти все те обезображенные статуи, что попадались нам на пути, статуи, лишенные революционерами конечностей и голов. Но этот прекрасный каменный цветок, эмблема Бурбонов, заставил меня понять, что и весь Шамбор — памятник традиции, системе, некогда величественной, которая могла, могла бы такой и остаться.