Книга тысячи и одной ночи
Шрифт:
И мой отец сильно огорчился. И он воспитывал меня наилучшим образом, пока я не достиг пятнадцати лет, а десять дней тому назад до него дошла весть, что всадник упал в море и что того, кто его сбросил, зовут Аджиб, сын царя Хадыба, и мой отец испугался, что я буду убит, и перевез меня в это место. Вот моя история и причина моего одиночества".
И, услышав эту историю, я изумился и сказал про себя: "Это все я сделал! Но клянусь Аллахом, я никогда его не убью". — "О господин мой, — сказал я, — да избавишься ты от болезни и гибели! Если захочет Аллах великий, ты не увидишь заботы, огорчения и расстройства. Я буду жить у тебя и прислуживать тебе и потом возвращусь своей дорогой, после того как пробуду с тобой эти дни".
И я просидел, беседуя с ним, до ночи, а потом я встал, зажег большую свечу и заправил светильник, и мы сидели, поставив сначала кое-какую еду. И мы поели, и я встал и поставил
"Да не наступит день, когда тебя поразит зло, и да назначит Аллах мой день раньше твоего дня!" — ответил я, а затем я подал кое-какой еды, и мы поели, и я зажег ему куренья, и он надушился, а после этого я сделал для него триктрак, и мы стали с ним играть. Потом мы поели сладкого и играли до ночи, и я зажег свечи и подал ему и сидел, беседуя с ним, пока от ночи осталось мало, и юноша лег, и я укрыл его и тоже лег. И так продолжалось, о господин мой, дни и ночи, и в моем сердце возникла любовь к юноше, и я забыл свою заботу и сказал в душе: "Солгали звездочеты! Клянусь Аллахом, я не убью его".
И я служил юноше и разделял его трапезы и беседовал с ним до истечения тридцати девяти дней, а в ночь на сороковой день юноша обрадовался и сказал: "О брат мой, слава Аллаху, который спас меня от смерти, и это случилось по твоему благовению и по благословению твоего прихода. Я прошу Аллаха, чтобы он вознаградил тебя и твою землю. Но я хочу, о брат мой, чтобы ты нагрел мне воды, я умоюсь и вымою себе тело". — "С любовью и охотой", — ответил я и нагрел ему воду в большом количестве и внес ее к юноше и хорошо вымыл ему тело мукой волчьих бобов и натер его и прислуживал ему и переменил ему одежду и постлал для него высокую постель. И юноша подошел и кинулся на постель и прилег после бани и сказал: "О брат мой, отрежь нам арбуза и полей его соком сахарного тростника".
И я вошел в кладовую и нашел хороший арбуз, который лежал на блюде. И я заговорил с юношей и сказал ему: "О господин мой, нет ли у тебя ножа?" — "Вот он, над моей головой, на той верхней полке", — ответил юноша. И я встал, торопясь, и взял нож, схватив его за конец, и стал спускаться назад, и моя нога споткнулась, и я свалился на юношу с ножом в руке. И немедленно нож, сообразно тому, как было написано в безначальности, вонзился юноше в сердце, и он тотчас же умер.
И когда он закончил свой срок и я понял, что убил его, я испустил громкий крик, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежду и воскликнул: "Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О мусульмане, этому юноше осталось до истечения опасного срока в сорок дней, о котором говорили звездочеты и мудрецы, только одна ночь, и предел жизни этого красавца должен был наступить от моей руки! О, если бы мне не резать этого арбуза! Это поистине бедствие и печаль. Но пусть Аллах свершает дело, которое решено!.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Аджиб говорил женщине: "И, убедившись, что я убил его, я встал и поднялся по лестнице и насыпал обратно землю и окинул глазами море и увидел корабль, рассекавший море и направлявшийся к берегу. Я испугался и сказал: "Сейчас они придут и найдут их дитя убитым и узнают, что я убил его, и убьют меня несомненно!" И, подойдя к высокому дереву, я влез на него и закрылся его листьями, и не успел я усесться на верхушке дерева, как появились рабы, и с ними появился тот дряхлый старик, отец юноши. И они подошли к тому месту и, сняв землю, нашли дверь и спустились и увидели, что юноша лежит и его лицо сияет после бани, и одет он в чистое платье и нож воткнут ему в грудь. И они закричали и заплакали и стали бить себя по лицу и взывать о горе и бедствии, и старец на долгий час лишился сознания, и рабы подумали, что после своего сына он не будет жить.
И они завернули юношу в его одежды и накинули на него шелковый плащ и вышли к кораблю, и старец вышел позади них. И, увидав своего сына лежащим, он упал на землю и посыпал голову прахом и бил себя
О госпожа моя, старец все был без сознания, пока не приблизился закат, а потом он очнулся, и, увидев своего сына, с которым случилось то, чего он боялся, он стал бить себя по лицу и по голове и произнес:
"Разлукой с любимыми все сердце истерзано, И слезы из глаз моих струятся потоками. Далеко желанное ушло, о печаль моя, Что ныне придумаю? Скажу что? Что сделаю? О, если G не видел я ни разу возлюбленных! Владыки мои, как быть? — Стеснились пути мои. И как мне утешиться утехой, когда взыграл Огонь страсти в душе моей и ярко пылает там? О, если бы с ними я искал своей гибели! Меж мною и ими связь, которой нельзя порвать. Аллахом молю тебя, доносчик, помягче будь! И пусть единение меж нами продлится век. Как было прекрасно нам, когда единил нас дом И жили в блаженстве мы четой неразлучного, Пока не сразила нас стрела расставания. А кто может вынести стрелу расставания? Когда поразило нас в любимом несчастие, В едином во дни его, исполненном прелести, Сказал я, а речь судьбы уж раньше промолвила: "О, если б, дитя мое, не кончился жизни срок! Каким бы путем тебя мне встретить немедленно? Душой я бы выкупил тебя, если б приняли. И если скажу — он солнце, — солнце заходит ведь. А если скажу — луна, — луна ведь зашла уже. О, грусть по тебе моя! О, горе от рока мне! Нет жизни мне без тебя, так что ж развлечет меня? В тоске по тебе отец погиб твой; с тех пор как ты Повергнут кончиною, стеснились пути мои. И взоры завистников упали на нас в сей день. Пусть тем же воздастся им! Как скверны поступки их!"Он издал крик, от которого дух его расстался с телом, и рабы закричали: "Увы, наш господин!" — и посыпали себе головы землей и еще сильнее заплакали. И они положили своего господина на корабле рядом с сыном и, распустив на судне паруса, скрылись с моих глаз, и тогда я слез с дерева и спустился в подземелье и стал думать о юноше. И я увидел некоторые из его вещей и произнес такое стихотворение:
"Я таю в тоске, увидя слезы любимых, На родине их потоками лью я слезы. Прошу я того, кто с ними судил расстаться, Чтоб мне даровал когда-нибудь он свидание".Потом, о госпожа моя, я вышел из подземелья, и днем я ходил по острову, а ночью спускался в помещение, и я провел таким образом месяц, глядя на тот конец острова, что лежал к западу. И всякий раз, как проходил день, море становилось мельче, пока на западной стороне не стало мало воды и прилив ее не прекратился. Когда же месяц прошел до конца, море с той стороны высохло, и я обрадовался и убедился в спасении. И войдя в оставшуюся воду, я вышел на берег материка и нашел там кучи песку, в котором ноги верблюда погрузились бы по колено, и, укрепив свою душу, я пересек эти пески и вдруг увидел огонь, блестевший издалека и пылавший ярким пламенем. И я направился к огню, надеясь найти облегчение, и произнес: