Книга утраченных сказаний. Том I
Шрифт:
— Внемлите! Я дам имя этому древу, и будет оно зваться Сильпион.
И таково было его имя с тех пор. Тогда Палуриэн поднялась и сказала богам:
— Соберем же теперь весь свет, что падает каплями на землю с этого дивного древа и поместим в Силиндрин и пусть берут его оттуда понемногу. Смотрите, это дерево, когда пройдут двенадцать часов его сильнейшего света, тоже поблекнет, и тогда Лаурэлин ярко засияет снова; но чтобы не истощилось оно, бережно поливайте его из чаши Кулуллин в час, когда тускнеет Сильпион, а для Сильпиона сделайте вы то же самое, выливая обратно собранный свет из глубокой чаши Силиндрин при каждом убывании света золотого дерева. Свет — это сок этих дерев, и сок их — свет.
И значили сии слова ее, что хотя эти древа должно поливать сиянием их, дабы струился в них сок и жизнь, однако, живя и произрастая такими, как есть, давали они свет в великом изобилии, много больше того, что выпивали их корни; боги послушались ее слов, и Вана возложила на одну из своих дев, звавшуюся Урвэн, труд поливать Лаурэлин, а Лориэн
Теперь при свете древ было Аулэ легко и удобно работать, и занимался он многими делами, а Тулкас помогал ему, и Палуриэн, мать волшебства, была вместе с ним. Сначала на Таниквэтиль было возведено великое обиталище для Манвэ и поставлена сторожевая башня. Оттуда отправлял Манвэ своих стремительных ястребов и встречал их, когда они возвращались, и туда часто прилетал в позднейшие дни Соронтур, Король Орлов, которому Манвэ дал великую силу и мудрость.
Был тот дом построен из мрамора голубого и белого и стоял посреди снежных полей, а крыши его были сделаны из сплетений того лазурного воздуха, что называется ильвэ и лежит над белым и серым слоями. Те сплетения сотворили Аулэ и супруга его, а Варда изукрасила звездами, и Манвэ поселился в том доме; на равнине же, в ярком свечении дерев, стояли дома прекрасного и радостного града, что звался Валмар. Ни металла, ни камня, ни древесины могучих деревьев не пожалели на его строительство. Были золотыми их крыши и серебряными — полы, а двери — из полированной бронзы; возвели их с помощью магии и скрепили стены их волшебством.
Отдельно от тех домов, рядом с открытой долиной помещался огромный чертог, и был то дом Аулэ, полный волшебными тканями, сплетенными из света Лаурэлин, сияния Сильпиона и мерцания звезд; но другие были сплетены из нитей золота и серебра, железа и бронзы, выкованных не толще паутины, и были на них с великим искусством вытканы события музыки Айнур, так что изображали они то, что было уже, и то, что еще будет, или же то, что явилось лишь в славе разума Илуватара.
Во дворе росли некоторые из тех дерев, что после появились на земле, и лежало средь них озеро голубой воды. Множество фруктов падало с них на землю и на траву, что росла по берегам озера, и собирали их девы Палуриэн для пиров ее и ее владыки.
Был и у Оссэ великий дом, где жил он, когда происходили советы валар или же если утомлял его шум морских волн. Онэн и оарни принесли тысячи жемчужин для этого дома, и полы его были морской водой, а гобелены походили на сверкание серебряной рыбьей чешуи; крышей же служила морская пена. Улмо жил не в Валмаре и ушел оттуда, едва тот был построен, во Внешние Моря. Когда надо было ему побыть в Валиноре, жил он в чертогах Манвэ, но случалось это не так уж часто. Лориэн также поселился далеко, и был его чертог огромным и сумеречным, и росли возле него бесконечные сады. Мурмуран назвал он свое обиталище, которое Аулэ построил из туманов, собранных за Арвалином, над Тенистыми Морями. Располагалось оно на юге, у подножия Гор Валинора, на границе королевства, но удивительные сады его широко раскинулись, достигая подножия Сильпиона, чей свет причудливо освещал их. Были они полны лабиринтов и запутанных дорожек, ибо Палуриэн подарила Лориэну множество тисов, кедров и сосен, что источали в сумерках аромат, навевающий дремоту; и нависали они над глубокими озерами. Светляки ползали по их берегам, а Варда поместила звезды в их глубину на радость Лориэну, духи его дивно пели в сих садах, а благоухание ночных цветов и песни сонных соловьев наполняли их великим очарованием. Также росли там маки, светившиеся алым в сумерках, и боги называли их фумэллар — цветы сна, а Лориэн часто прибегал к ним для для своих чар. В самом сердце прекрасного этого сада стоял в кольце темных, высоко вздымающихся кипарисов, глубокий сосуд Силиндрин. Там покоился он на ложе из жемчужин, и недвижная его поверхность светилась серебряными искрами, и тени деревьев лежали на ней, а Горы Валинора могли взирать на свои лики, что отражались там. Лориэн, вглядываясь туда, зрел множество таинственных видений, пробегавших по воде, и никогда никто не тревожил сон Силиндрина, разве что Сильмо приходил неслышно с серебряным кувшином набрать толику его мерцающей прохлады и тихо шествовал прочь, дабы полить корни Сильпиона, пока не разгорелось златое древо.
Иным было разумение Тулкаса, что жил в самой середине Валмара. Самый юный, силен он и крепок телом, и потому зовется он Полдорэа, тот, кто любит игры и стрельбу из лука, кулачный бой, борьбу, бег, прыжки и песни, что сопутствуют веселым пирам, когда налитая до краев чаша ходит по кругу. Между тем вовсе не любил он спорить и затевать драку без причины, как Макар, хотя нет никого из валар или уванимор (последние суть чудовища, великаны и исполины), кто не боится силы его рук или удара его одетого железом кулака, когда есть у него причина для гнева. А жилище его было домом веселья и шумной радости; и вздымался он высоко в небо несколькими ярусами, высилась там башня из бронзы, и медные столпы поддерживали просторную аркаду. Во дворе его играли и соперничали друг с другом в доблести, и там временами прекрасная владычица Нэсса, супруга Тулкаса,
Жил также в Валмаре и Нолдорин, издревле известный как Салмар: то играл он на арфах и лирах, то восседал под Лаурэлин под благозвучный голос своих струн. Там под его музыку радостно пел Амилло, которого еще называют Омар и чей голос — прекраснейший из всех голосов, кто знает все песни на всех наречиях; и если не пел он под арфу своего брата, то голос его переливался в садах Оромэ, когда юная дева Ниэликви танцевала в тех лесах.
У Оромэ же были обширные владения, которые любил он необычайно — и не меньше любила их Палуриэн, мать его. Рощи деревьев, что насадили они на равнине Валинора и даже в предгорьях, нельзя сравнить с тем, что есть на Земле. Резвились там звери: олени — среди дерев, и скот пасся среди широких лугов; бизоны жили там и лошади бродили свободными, но никогда они не забредали в сады богов, хотя жили в мире и не было в них страха, ибо хищники не жили среди них, а Оромэ никогда не охотился в Валиноре. И хотя он несказанно любил свое королевство, часто отправлялся он во внешний мир — гораздо чаще, чем Оссэ, и также часто, как Палуриэн, и там стал он величайшим из охотников. Но в Валмаре его чертоги просторны и невысоки, и бесценные роскошные шкуры и кожи брошены на пол или висят на стенах, и также — копья, и луки, и ножи. Посреди каждой комнаты и залы растет живое древо, что поддерживает крышу и чей ствол увешан охотничьими трофеями и оленьими рогами.
Здесь живет весь народ Оромэ, что носит зеленое и коричневое, и шумит здесь бурное веселье, и владыка лесов пирует там; но Вана, его супруга, частенько уходит оттуда. Далеко от шумливого двора этого дома лежат ее сады, плотно отгороженные от диких земель густыми зарослями боярышника, чьи цветы подобны вечным снегам. И самое уединенное место ограждено стеной из роз, и его более всего любит дивная владычица Весны. Среди сего благоухания поместил Аулэ давным-давно тот самый сосуд — золотой Кулуллин, наполненный сиянием Лаурэлин словно сверкающей влагой, из которого сотворил он источник, так что весь сад исполнился здоровья и счастья из-за чистого его света. Птицы поют там круглый год, звонко славя весну, и растут цветы, необузданные в своем цветении и радости жизни. Однако великолепие это не покидает златого сосуда, кроме тех случаев, когда девы Ваны, ведомые Урвэн, уходят из сада в пору, когда разгорается Сильпион, дабы полить корни огненного дерева; но вечно источник озаряет сад своим янтарным дневным светом, пчелы трудятся над розами, и легко ступает там Вана, а жаворонки поют над ее золотой главой.
Так прекрасны были те обители и так велико сияние дерев Валинора, что Вэфантур и Фуи, супруга его, повелительница слез, не могли оставаться здесь долго, но отправились на север, где под корнями самых холодных и самых северных Гор Валинора, что там, близ Арвалина, вновь вздымаются почти на прежнюю высоту, попросили они Аулэ вырыть им чертог. Поскольку каждый из богов может жить так, как ему нравится, Аулэ сделал это, а они и весь их сумеречный народ помогали ему. Весьма широки были эти пещеры, что простирались даже под Тенистые Моря, темны они и исполнены отзвуками, и все это жилище в глуби земли известно богам и эльфам как Мандос. Здесь, в этом черном чертоге, воссел Вэфантур и назвал его собственным именем — Вэ. Был он освещен единственным сосудом, помещенным в середине, в котором светились несколько капель бледной росы Сильпиона; был сей чертог затянут темным туманом, а полы его и колонны — сделаны из гагата. Сюда во времена, что настали после, приходили эльфы из всех народов, кто по злой судьбе погиб от оружия или умер от тоски по тем, кого уже не было с ними — только так могут эльфы умереть, и лишь на время. Здесь Мандос выносил им приговор, и здесь они ждали во тьме, грезя о прошлых своих деяниях, до тех пор, пока в час, назначенный Мандосом, не родятся они среди детей своего народа и не уйдут на землю — петь и смеяться. В Вэ Фуи приходит нечасто, ибо занята она скорее тем, что превращает соленые испарения в слезы и ткет она черные облака, после выпуская их наверх, где подхватывают их ветры и носят над миром, и их бессветные тенета опускаются там и тут на живущих в мире.
Эти сплетения — отчаяние, слезы без надежды, скорбь, слепое горе. Чертог, что более прочих любит она — даже шире и темнее, чем Вэ, и так же наречен он ее собственным именем и зовется Фуи. Здесь, перед черным ее троном горит жаровня с единственным мерцающим углем, крыша чертога — из крыльев летучих мышей, а колонны, что поддерживают ее, и стены вокруг — из базальта. Сюда приходят сыны людей услышать свой приговор, и приводит их то множество бед, что злая музыка Мэлько породила в мире. Кровопролития и пожары, голод и несчастья, болезни и удары, нанесенные во мраке, жестокость и мучительный холод, нестерпимая боль и собственное безрассудство приводят их сюда; а Фуи читает в их сердцах. Некоторых она оставляет в Мандосе, что под горами, а иных отправляет за горы, и Мэлько хватает их и забирает в Ангаманди, Железные Преисподни, где ждут их злые дни. Некоторых, а их больше всего, отсылает она на черную ладью Морниэ, что время от времени останавливается в темной гавани севера, ожидая печальные шествия, что медленно спускаются на берег из Мандоса по неровным извилистым тропам.