Книга желаний
Шрифт:
— Невозможно. У меня пушки есть, так снаряд лишь яму в земле сделает, да и все! А там ямы нету!
— Лучше бы была. То оружие распространяло невидимый яд, отравлявший и землю, и воду, и воздух, и все живое вокруг. Сначала те, кто жил там, просто умирали, а те, кому посчастливилось выжить, изменялись. — О Пятнах мне рассказывал Карл. Одно время Истинные пытались исследовать зараженные радиацией земли, и в библиотеке Орлиного гнезда остались дневники и докладные записки, а в личной коллекции Карла имелась пара-тройка мутантов — не самое приятное зрелище — а потом исследования прекратили. Почему?
Черт, а что меня вообще интересовало? Не знаю. Не помню.
Володар, выслушав, замечает.
— Дозорные говорили, что иногда к реке выходят странные существа. Да и пару лет назад случалось, что напасть хотели, оттого дозор и выставил. Говоришь, там опасно? Ничего, тварь, мы туда и назад. Ты своих предупреди, чтоб, значит, приготовились.
— Предупрежу.
— Эх, остроухая, а привык я к тебе, жалко расставаться будет…
Марек вежливо попросил о встрече, явно что-то замыслил, и уже тот факт, что разговаривать он собирался с одним лишь Карлом, говорил о многом. Айша взвыла бы от ярости, если бы узнала, да и Давид не обрадовался бы. Но какое дело Карлу до их недовольства? В своем замке он имеет право делать то, что захочет.
— Хорошо у тебя, горы, воздух свежий… — Марек отряхнулся. Светловолосый, улыбчивый, молодой… опасный. Легкая улыбка, вежливость и привычка насвистывать под нос давно забытые в этом мире песенки. Марек — это Марек. Первое поколение.
— Да и у тебя неплохо.
— Э, не скажи. Холодно, муторно, Пятно под боком, того и гляди, пакость какая вылезет…
— Как у меня?
— Как у тебя. Что с Коннован? Не ликвидировал, верно?
— Верно. Третья раса перешла в наступление. Согласно моим расчетам, они сметут крепость раньше, чем люди успеют опомниться. Коннован погибнет вместе с ними.
— Знаешь, что тебя погубит? — Марек, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. — Сентиментальность. Глупая привычка привязываться к тем, кто существует рядом…
На Айшу намекает. И от Марековой одежды едва ощутимо тянет ее любимыми духами. Сука. Уже успела.
— А вот наступление — плохо. Мы еще не готовы, — Марек заложил руки за голову, нарочито беспечный, нарочито веселый.
— Мы никогда не готовы.
— Зришь в корень. Эх, Карл, брат мой, мы ошиблись. Ни Айша, ни Давид, ни даже ты еще не понял, насколько мы все ошиблись! Хранители знания, смешно, право слово.
— Почему смешно? — удивился Карл. — Если удастся договориться с людьми, третья раса проиграет. У нас имеются знания, а воевать человечество обучается быстро.
— Чем воевать, Карл? Чем? Книгами? Чертежами? Автоматами, собранными вручную? Их же заклинивает после первого же выстрела!
— Построим фабрики…
— Когда? Скажи мне, Хранитель Южных Границ, когда мы будем их строить? И кто? Ты да я? Да тангры завоюют нас раньше, чем эта фабрика первую сотню стволов выдаст. А ведь нужен еще порох, нормальный порох, а не серая пыль, которую они используют. Пули. Это минимум. О тяжелой технике я не говорю. Да, старые склады на какое-то время спасут. Но надолго ли?
— Неужели, все настолько плохо? — Впрочем, Карл понимал, что Марек прав. От первого до последнего
— Знаешь, они ведь нас обманули…
— Кто?
— Те, кто нас создал. Помнишь, что обещал вербовщик? Силу, власть, преимущества… на деле вышел ошейник и подчинение. После Катастрофы у нас было время, была свобода, были возможности, но мы все равно проиграли. Почему?
— Мы выжили!
— Думаешь? Это они выжили. Посмотри, в первые годы после удара их было не больше миллиона. Это меньше процента от десяти миллиардов. То есть погибло девяносто девять процентов популяции, а выжившие представляли собой стадо, беспомощную кучку перепуганных потерявших разум существ. А теперь? Шестьсот миллионов. И число их растет с каждым днем! А мы? Семнадцать тысяч. После катастрофы было почти тридцать. У нас есть знания, медицина, избыток пищи, а с каждым годом да-ори становится все меньше. Почему?
— Не знаю. — Под таким углом Карл проблему никогда не рассматривал. Он вообще не видел проблемы. Раньше не видел.
— А я тебе скажу. Мы слишком самодостаточны. Одиночки по натуре. Даже друг с другом мы общаемся лишь в исключительных случаях. Смешно. Для людей единственный способ заглянуть в вечность — это родить ребенка. Нам же вечность подарили.
— Рано или поздно умрем и мы.
— Вот именно, рано или поздно. Когда, Карл? Через сто лет? Через двести? Через тысячу? Зачем терпеть рядом с собою существо, которое в душе не вызывает ничего, кроме раздражения? Как давно на твоих землях проводилась последняя инициация?
— Лет тридцать… Нет, больше. Пятьдесят… Около того, — этот сукин сын прав, от первого до последнего слова прав. Но какого черта он раньше молчал? Не видел? Не понимал? Смешно.
А сам Карл почему не понял, что происходит?
— А на моих — двести лет назад. Двести лет. За это время погибли семеро. Мы утратили интерес к жизни. Война — это шанс.
— Если все так, как ты говоришь, это не шанс, а приговор. У тангров — численное превосходство, вооружение, у нас — союзник, причем, это еще большой вопрос, следует ли считать людей союзниками, и знания о прошлом, которые, как выясняется, ничем не могут помочь.
— Вот насчет этого я и хотел с тобой поговорить. Поговаривают, у тебя в библиотеке сохранились некоторые карты… а у меня имеется информация. Хотелось бы сопоставить. — Марек улыбнулся, широко и радостно.
Все-таки он — псих. Причем полный.
"Уж месяц минул с той поры, как доблестный отряд наш вышел за врата Храма, но еженощно наши души летят к сему наисвятейшему месту, дабы преклонить колени перед престолом Святого отца…" — Фома перечитал фразу. На первый взгляд получилось очень даже неплохо, красиво и вдохновенно. Его смутил один единственный момент — есть ли у души колени. С одной стороны, святые проповедники ничего не говорили на этот счет, а, с другой, на всех иконах в Храме души выглядели точно так, как нормальные люди, только прозрачные, словно сотканные из воздуха. Следовательно, и колени, которые можно было бы преклонить, у них имелись. Решено, пускай остается так, как есть, с коленями. Неохота затирать красивую фразу.