Книга живых
Шрифт:
Он знал это состояние и обстановку. Постоянный цейтнот, судорожная спешка, опоздания, нехватка людей. И называл ее «каждый день на ремень».
Уголовный розыск – это только в кино да в телевизоре сплошные загадки, романтические встречи, погони. А на самом деле редко-редко попадется интересное дело. А в целом – рутина, рутина, рутина. И бумаги, бумаги, бумаги. Которые надо оформлять не абы как, а уже сложившимся профессионально-казенным языком.
Этот мужик с бакенбардами взглянул на него из-за компьютера, пошевелил роскошными бровями и усами и продолжил стучать по клавишам. Затем остановился. И объявил:
– Вы присядьте!
Казаков присел на новенький стул и осмотрел кабинетик с сейфом в углу, новым столом и стульями.
«Видимо, недавно наконец сделали тут ремонт», – опытным взглядом определил он.
Следователь перестал стучать. Быстро включил принтер. И напечатал на нем, судя по всему, постановление по какому-то делу.
«С компьютерами стало полегче, – думал Казаков. – У него, небось, в нем, компьютере, все формы забиты. Надо только подставлять даты да фамилии. Да и архивы теперь, небось, оцифрованы. Наверняка можно быстро найти нужную информацию. Но, конечно, это все только подспорье. А главное – человек…»
От этих несвоевременных, можно сказать, мыслей его оторвал вопрос следователя:
– Ну, Анатолий Николаевич, что вы хотели бы сообщить следователю?
Казакову было странно и даже чуточку дико слышать свое имя-отчество. Настолько он отвык от него за эти годы. Так что в первую секунду он даже слегка опешил. Но справился и толково, не сбиваясь, рассказал о том, что случилось на берегу Дона некоторое время тому назад. При этом Казаков не преминул, выражаясь юридическим языком, упомянуть, что уже тогда, в этой стычке на берегу, формально усматривалась статья 119 Уголовного кодекса РФ, «угроза убийством», со стороны родственника Дарьи.
После этого следователь, до того слушавший его с выражением нетерпения и недоверия на лице, изменил свое отношение и спросил уже более человеческим тоном:
– Анатолий Николаевич, я вижу, вы – человек, скажем так, подкованный по УК. – И добавил:
– Вы случайно не привлекались?
Казаков от неожиданности опешил. А потом, поняв смысл вопроса, расхохотался так искренне и заразительно, что следователь тоже слегка недоуменно и растерянно улыбнулся, шевельнув при этом усами, бровями и ушами.
Отсмеявшись и отдышавшись, Казаков ответил просто:
– Я до пострига работал следователем в Комитете государственной безопасности. Дослужился в той жизни до подполковника…
– А! Рыбак рыбака видит издалека! – теперь уже совсем по-людски заговорил Кислов. – А я-то дурень! Думаю, откуда такой слог? И главное – статьи от зубов у человека отскакивают. Ошибся. Извините.
Дальше разговор у них пошел гладко и на разные темы. О «палочной» системе при раскрытии преступлений. (Что она как была, так и осталась.) О ненормированном рабочем дне. О профессиональном быстром выгорании и нехватке кадров в уголовном розыске. (Приходится набирать операми сопляков, которые сегодня, кроме как в айфонах, ни в чем больше не разбираются и все улики собирают в интернете да на видеокамерах. А звездочки хотят получать, не прилагая ум. А тут – ни дня, ни ночи…)
Интересный разговор вывел их все-таки в конце концов на дело, с которым пришел Казаков. Сошлись на том, что Кислов примет его заявление.
– А пистолет его, травмат как? Хорошо бы его приложить к делу. Как вещдок.
– Да, это будет сложненько, – заметил отец Анатолий. – Я ж его в реку бросил. Не думал, что так все обернется.
И тут их профессиональный, можно сказать, разговор перестроился. Потому что такой до сей минуты добродушный и лояльный Кислов вдруг сказал:
– А я бы его, будь моя воля, все равно бы упек, хоть ты и говоришь, что он хороший парень!
– Это почему?!! – удивился отец Анатолий.
– Не любят у нас их здесь. И я не перевариваю этих Ефремовых!
– А что так? Чем они провинились-то?
– А ты у них в музее был?
– Ну, был. Музей как музей!
– Э-э. Это не простой музей. Вражеский.
– А что так?
– Могу по порядку изложить претензии. Первое. Если внимательно посмотреть их экспозицию, то можно понять простую вещь. Они себя, да и все казачество, русскими не считают. И ведут родословную казаков хрен знает от кого. От готов, герулов, скифов, сарматов, от древних греков. Мол, даже Ахилл был казаком. Только не от русских. Хотя и Шолохов, великий русский писатель, и Гумилев Лев Николаевич, основоположник этнологии, считают казаков «субэтносом великорусского этноса». То есть фактически слегка изменившимися русскими.
Тут уж пришла пора удивляться Казакову, который, конечно же, не ожидал встретить здесь, в простом скромном следователе, такого специалиста по истории казачества. (Как тот не ожидал встретить под личиной иеромонаха бывшего подполковника спецназа.)
– Это интересно! – ответил на его тираду Казаков. – Откуда такие познания?
– Приходится разбираться, – уклончиво ответил Кислов. – И второе. Они под эту свою теорию и базу соответствующую подводят. Мол, если казаки не русские, а отдельный народ, то у них должно быть свое государство. Чуешь, куда гнут?
– Ах, вот оно что! Тут сепаратизмом пахнет!
– И я о том. А в качестве образца основы для правильной жизни они представляют Донскую республику, которая была здесь во время Гражданской войны. Ты видел памятник атаману Краснову?
– Это которому? Мне сказали, что это памятник всем атаманам.
– Это они сейчас говорят так. Когда их прищучили. А раньше это был памятник конкретному атаману. В мае восемнадцатого года в Новочеркасске собрался Круг спасения Дона. И избрал атаманом Краснова, генерал-майора. И на этом же кругу был одобрен проект основных законов. Первый пункт этих законов подтверждал независимость Донской республики – Всевеликого войска Донского. Краснов провел мобилизацию двадцати пяти возрастов. Переформатировал казаков в дивизии и корпуса. Наладил гражданскую жизнь. И подружился с немцами, которые по заключенному большевиками Брестскому миру пришли и в эти края. Торговал с ними. Покупал оружие…
И, пока Кислов рассказывал историю, Казаков вспомнил о деньгах Донской республики, которые нашел в тайнике. А потом спросил:
– А Петр Николаевич Краснов – это не тот Краснов, которого наши повесили после войны за сотрудничество с фашистами?
– Вот! Вопрос прямо в точку. Тот самый, что еще раньше сотрудничал с немцами в Гражданскую. А они ему, значит, памятничек поставили. Предателю, изменнику. Получается, что они у нас тут под боком нахваливают коллаборационистов?
– А что, много таких было? – поинтересовался Анатолий Казаков, чрезвычайно заинтересованный таким поворотом сюжета.