Книги Бахмана

Кинг Стивен

Он ступил в лужу и окончательно проснулся. Пирсон недоуменно взглянул на него и поправил очки.

— Знаешь того пацана, который споткнулся и ободрал коленку, когда мы переходили железнодорожный переезд?

— Да. Зак, по-моему.

— Ага. Я сейчас услышал, что у него все еще течет кровь.

— Эй, маньяк, далеко еще до Карибу? — спросил его кто-то. Гаррати обернулся. Это был Баркович. Он затолкал свою желтую шляпу в задний карман, и она нагло похлопывала его по заднице.

— А я-то откуда знаю?

— Ты же

вроде здесь живешь?

— Осталось миль семнадцать, — проинформировал его Макврайс. — А теперь иди, малыш, и займись своими делами.

Лицо Барковича приняло обиженное выражение, и он отошел.

— Претендент на билет, — заметил Гаррати.

— Нечего принимать его близко к сердцу, — отрезал Макврайс. — Подумай лучше о том, как втоптать его в землю.

— Есть, тренер.

Макврайс похлопал Гаррати по плечу:

— Ты победишь, друг.

— Мне кажется, мы идем вечно. Правда?

— Да.

Гаррати облизнул губы. Ему хотелось выразить свою мысль, но он не находил слов.

— Ты когда-нибудь слышал, что у тонущего человека проходит перед глазами вся жизнь?

— По-моему, где-то читал. Или в кино кто-то об этом говорил.

— А тебе не приходило в голову, что такое может случиться с нами? Во время Прогулки?

Макврайс нарочито вздрогнул.

— Господи, надеюсь, такого не будет.

Гаррати помолчал, затем заговорил снова:

— А тебе не кажется… нет, ничего. К черту.

— Нет, продолжай. Что мне не кажется?

— Тебе не кажется, что на этой дороге мы проведем весь остаток жизни? Вот что я хотел сказать. Ту часть жизни, которая оставалась бы у нас, если бы мы… не… Ну, ты понял.

Макврайс достал из кармана пачку сигарет «Мэллоу».

— Закурим?

— Я не курю.

— Я тоже.

С этими словами Макврайс сунул сигарету в рот, нашел в кармане упаковку спичек в виде книжечки с напечатанным на ней рецептом томатного соуса, зажег сигарету, затянулся и закашлялся. Гаррати вспомнился Совет Десятый: берегите дыхание. Если вы курите, постарайтесь не курить в ходе Долгой Прогулки.

— Думаю, я научусь, — с вызовом сказал Макврайс.

— Чепуху несешь, — грустно возразил Гаррати.

Макврайс удивленно взглянул на него, затем отшвырнул сигарету.

— Да, — сказал он. — Наверное, да.

Радуга пропала к четырем часам. С ними поравнялся Дейвидсон, номер 8. Симпатичный парень, только прыщ на подбородке его портил.

— Знаете, Зак действительно здорово пострадал, — сказал он.

Когда Гаррати в последний раз видел Дейвидсона, у того на спине был рюкзак, но с тех пор Дейвидсон успел его выбросить.

— Кровь все течет? — спросил Макврайс.

— Как на бойне. — Дейвидсон покачал головой. — Как все непонятно, правда? Бывает же, что упадешь — и только царапина. А ему нужно накладывать швы. Смотрите. — Он указал на дорогу.

Гаррати увидел маленькие черные пятна на твердом покрытии.

— Кровь?

— Да

уж не меласса,[31] — мрачно отозвался Дейвидсон.

— Он испугался? — отрывисто спросил Олсон.

— Говорит — ему по фигу, — ответил Дейвидсон. — А вот я боюсь. — Он смотрел на них широко раскрытыми серыми глазами. — Я боюсь за всех нас.

Они шли вперед. Бейкер показал Гаррати очередной транспарант с его фамилией.

— Да пошли они, — сказал Гаррати, даже не взглянув. Он не отрывал взгляда от следов крови Зака, словно ковбой, выслеживающий раненого индейца. Цепочка пятен крови шла вдоль белой полосы, немного отклоняясь то вправо, то влево.

— Макврайс! — окликнул Олсон.

В последние часа два его голос сделался заметно тише. Гаррати давно решил, что ему нравится Олсон, несмотря на его показную рисовку. Ему не хотелось думать, что Олсон испуган, но это слишком бросалось в глаза.

— Что? — отозвался Макврайс.

— Это не проходит. Ну, то ощущение, что мышцы обвисли. Я говорил. Оно не проходит.

Макврайс не ответил. В лучах заходящего солнца его шрам казался совершенно белым.

— У меня такое чувство, что ноги вот-вот откажут. Они — как ненадежный фундамент. Так ведь не случится? А? — Голос Олсона почти сорвался.

Макврайс не отвечал.

— Можно мне сигарету? — Голос опять обрел низкий тембр.

— Да. Забирай всю пачку.

Олсон привычным, уверенным движением зажег сигарету и показал нос солдату, наблюдающему за ним с фургона.

— Они пасут меня уже час или около того. У них шестое чувство. — Он возвысил голос: — Вы такое любите, ребята? Скажите, что я прав! Я прав, черт возьми!

Несколько ребят оглянулись на крик и тут же отвернулись. Гаррати тоже не хотел на него смотреть. В голосе слышалась истерика. Солдаты бесстрастно взирали на Олсона. Гаррати подумал, что, должно быть, по группе сейчас пройдет слух об Олсоне, и не смог сдержать дрожь.

К половине пятого они прошли тридцать миль. Солнце уже наполовину зашло, и над горизонтом зажглась кроваво-красная полоса. Грозовые тучи ушли к востоку, и небо над дорогой стало синим и быстро темнело. Гаррати снова подумал о своем воображаемом тонущем. Не таком уже, впрочем, воображаемом. Надвигающаяся ночь скоро поглотит их всех, как море.

Паника снова охватила его. Он почувствовал внезапную уверенность, что видит дневной свет в последний раз в жизни. Ему захотелось, чтобы этот день был долгим. Ему захотелось, чтобы он продолжался. Ему захотелось, чтобы сумерки длились много часов.

— Предупреждение! Предупреждение сотому! Сотый, у вас третье предупреждение!

Зак обернулся. Мутный, непонимающий взгляд. Правая штанина пропитана кровью. И вдруг совершенно неожиданно, Зак начал набирать скорость. Он помчался вперед, лавируя между Идущими, как футболист с мячом в руках несется к воротам.[32]