Книги Бахмана

Кинг Стивен

Но, Гаррати, смысл их скромного развлечения даже не в этом. Смысл в том, что они — умные. Не их бросили в пасть львам. Не им приходится брести из последних сил, когда у них два предупреждения, и надеяться, что удастся выбраться из дерьма. А ты, Гаррати, дурак. И ты, и я, и Пирсон, и Баркович, и Стеббинс — все мы дураки. Скрамм дурак, потому что думает, будто что-то понимает, когда он не понимает ничего. Олсон дурак, потому что слишком многое до него дошло слишком поздно. Правильно, те — животные. Но зря ты так непоколебимо уверен, что одно это делает нас людьми. — Макврайс долго молчал,

стараясь восстановить дыхание. — Помнишь, — сказал он, — как ты пошел назад и заставил меня идти дальше? В который раз случилось такое? Ну, пришил ты к моей жизни часов пять или шесть, ну и что?

— Тогда зачем ты здесь? — спросил его Гаррати. — Если ты столько всего знаешь, если ты такой умный, тогда почему ты участвуешь?

— Да причина у нас у всех одна, — ответил ему Стеббинс. Он мягко, почти нежно улыбался. Губы его немного обветрились, но в остальном лицо оставалось непроницаемым и каменным. — Мы хотим умереть, и поэтому мы здесь. А как по-твоему, Гаррати, — почему? Другой причины нет.

Глава 8

Три-четыре-пять,

гусыня пьет опять.

Обезьянка жует табак,

с трамвая не слезет никак.

Трамвай поломался,

обезьянка поперхнулась,

и все они вместе погибли,

когда лодочка перевернулась.

Детский стишок[44]

Рей Гаррати укрепил пояс с концентратами на талии и строго сказал себе, что не станет есть по меньшей мере до половины десятого. Приходилось признать, что это решение далось ему нелегко. Вокруг него многочисленные Идущие исступленно праздновали завершение первых суток пути.

Скрамм широко улыбнулся Гаррати и сказал что-то дружелюбное, но абсолютно непереводимое, ибо рот его был набит сырным паштетом. Бейкер держал в руках баночку и с регулярностью автомата отправлял в рот маслины — настоящие маслины. Пирсон пережевывал крекеры с тунцом, а Макврайс медленно посасывал куриный паштет. Глаза его были полузакрыты — то ли он страдал от невыносимой боли, то ли находился наверху блаженства.

Между половиной девятого и девятью еще двое получили свое, в том числе Уэйн, которому в свое время выразил поддержку ночной дежурный на заправке. И все-таки они прошли девяносто девять миль и потеряли всего тридцать шесть человек. Разве это не поразительно, думал Гаррати, чувствуя, как его рот наполнился слюной, когда Макврайс покончил с куриным концентратом и отшвырнул пустой тюбик в сторону. Отлично. Хочется верить, что все они прямо сейчас упадут замертво.

Подросток в драных джинсах опередил даму средних лет и завладел пустым тюбиком Макврайса, отслужившим свою службу и начавшим новую жизнь в качестве сувенира. Матрона находилась ближе к трофею, но мальчик оказался проворнее и обошел соперницу на полкорпуса.

— Спасибо! —

крикнул он Макврайсу, расправляя тюбик пальцами. И помчался обратно к товарищам, размахивая добычей. Матрона с досадой проводила его взглядом.

— Ты не хочешь есть? — спросил Макврайс у Гаррати.

— Заставляю себя выждать.

— И долго?

— До девяти тридцати.

Макврайс смерил его задумчивым взглядом.

— Старое доброе самоограничение?

Гаррати пожал плечами. Он был готов к фонтану сарказма, но Макврайс просто продолжал смотреть на него.

— Хочешь знать кое-что? — спросил он наконец.

— Что такое?

— Если бы у меня был доллар… всего только доллар… я бы поставил его на тебя, Гаррати. По-моему, у тебя есть шанс выиграть эту фигню.

Гаррати смущенно рассмеялся.

— Хочешь сглазить меня?

— То есть?

— Сглазить. Все равно что бейсболисту перед матчем говорить, что его команда победит.

— Может, и так, — согласился Макврайс. Он вытянул перед собой руки. Они дрожали, но совсем чуть-чуть. Он сосредоточенно смотрел на них какое-то время. Полубезумный взгляд. — Надеюсь, что Барковичу скоро достанется билет, — добавил он.

— Пит!

— Что?

— Если бы тебе пришлось начать сначала… и если бы ты заранее знал, что благополучно пройдешь такое расстояние… какое мы одолели… ты бы пошел?

Макврайс опустил руки и взглянул на Гаррати.

— Издеваешься? Не сомневаюсь.

— Нет. Я серьезно.

— Рей, не думаю, что я пошел бы еще раз, даже если бы Главный приставил пистолет мне к затылку. Это почти самоубийство, только нормальное самоубийство не так долго тянется.

— Верно, — сказал Олсон. — Чертовски верно. — Он улыбнулся пустой улыбкой узника концлагеря, отчего у Гаррати заныло в желудке.

Через десять минут они увидели натянутое над дорогой красно-белое полотнище с надписью: 100 МИЛЬ!!! ТОРГОВАЯ ПАЛАТА ПЛАНТАЦИЙ ДЖЕФФЕРСОНА ПОЗДРАВЛЯЕТ УЧАСТНИКОВ ДОЛГОЙ ПРОГУЛКИ — ЧЛЕНОВ «КЛУБА СОТНИ» НЫНЕШНЕГО ГОДА!!!

— Знаю я одно место, куда они могут отправить свой «Клуб сотни», — сказал Колли Паркер. — Темное, глубокое, и солнце туда не заглядывает.

Теперь они уже не видели растущих у обочины невысоких сосен и елей — впервые с начала Прогулки они встретили настоящую толпу. Поднялся колоссальный рев, стих, повторился, затем еще раз. Как будто громадные волны накатывались на скалы. Идущих слепили вспышки фотоаппаратов. Полиция штата сдерживала напирающую публику; вдоль обочин были натянуты оранжевые нейлоновые заградительные канаты. Один из полицейских пытался справиться с орущим и вырывающимся маленьким мальчиком. Лицо мальчика было перепачкано, из носа текли сопли. Он размахивал игрушечным планером, а в другой руке держал блокнот для автографов.

— Боже! — воскликнул Бейкер. — Боже правый, вы только посмотрите на них!

Колли Паркер махал и улыбался. Гаррати подобрался к нему поближе и только тогда услышал, как Паркер кричит с сильным акцентом уроженца Среднего Запада:

— Рад вас видеть, свора кретинов! — Улыбка, приветственный жест. — Привет, матушка Макри, коза старая. Рожа у тебя — совсем как моя задница. Эй, как жизнь?

Гаррати зажал ладонями рот и истерически захихикал. В первом ряду мужчина держал в руках плакат с небрежно выполненной надписью СКРАММ. Он только что выпалил из ракетницы. За его спиной полную женщину в нелепом желтом купальном костюме сдавили три студента с банками пива в руках. «Жирная, а прочная», — подумал Гаррати и захихикал громче.