Книги крови III—IV: Исповедь савана

Баркер Клайв

Первым поднялся Перлгут, оставив сигару в заполненной окурками пепельнице.

— До скорого, Мик.

— До скорого, Фрэнк. Поцелуй своих малышей от дяди Мика.

— Идет.

Он зашаркал прочь, потянув за собой своего братца-заику.

— Д-д-д-до скорого.

— До скорого, Эрнст.

Братья зашагали вниз по грохочущей лестнице.

Нортон, как обычно, ушел последним.

— Погрузка завтра? — спросил он.

— Завтра воскресенье, — ответил Магвайр.

По воскресеньям он не работал никогда. Этот день был для семьи.

— Нет, сегодня воскресенье, — произнес Нортон, не слишком вежливо.

— Да, да.

— Погрузка в понедельник?

— Надеюсь,

что так.

— Вы собираетесь на склад?

— Возможно.

— Тогда я к вам заскочу, вместе пойдем.

— Хорошо.

Неплохой малый этот Нортон. Без капли юмора, но надежный.

— Тогда до завтра.

Стальные подковы на подошвах зацокали по лестнице, словно дамские каблучки. Хлопнула нижняя дверь.

Магвайр подсчитал прибыль, допил остатки вина и потушил свет в комнате. Во мраке едко пахло сигарным дымом. Завтра он попросит кого-нибудь подняться сюда и открыть окна. Пусть впустят свежие ароматы Сохо: запах кофейных зерен и салями, коммерции и тонких одежд. Он любил их. Страстно, как младенец материнскую грудь.

Спускаясь вниз в дремлющую темноту секс-шопа, он слышал доносившиеся с улицы краткие слова прощания, негромкие хлопки дверец автомобилей, ворчание моторов дорогих лимузинов. Чудесная ночь, проведенная среди хороших друзей, — чего еще желать мужчине?

В самом низу лестницы он на минутку задержался. Мигающая подсветка дорожных знаков вырвала из мрака расставленные в ряд журналы. Пластиковые обложки сверкали. Голые груди и ягодицы казались перезревшими фруктами. Лица, увлажненные косметикой, предлагали все для одинокого удовлетворения. Все, что только можно отразить на бумаге. Но он был неподвижен — давно ушли те времена, когда эта чушь его интересовала. Теперь важно лишь то, что она приносит деньги, содержание же абсолютно ничего не значит. Оно не отталкивает и не привлекает. В конце концов, он счастливый мужчина, женатый на женщине, чья фантазия не выходит за пределы второй страницы «Камасутры». А его дети получают пощечины всякий раз, когда произносят сомнительные слова.

В углу магазина, где располагались аксессуары для порабощения и подчинения, что-то выросло из пола Что это такое, трудно разглядеть в мигающем свете. Красном, синем… Нет, там стоял не Нортон. И не один из братьев Перлгут.

И все же лицо, чья улыбка застыла на фоне «связанных и насилуемых», было ему знакомо. Он понял: это Гласс. Абсолютно белый, несмотря на цветную иллюминацию. Живой, несмотря ни на что.

Магвайр решил не терять времени на догадки. Он запахнул плащ и кинулся прочь.

Дверь была заперта, в связке болталось два десятка ключей. Боже мой, почему же их столько? От дверей складов, от дверей игровой комнаты, от дверей девочек. Как побыстрее отыскать нужный? И еще этот свет: красный, синий, красный, синий.

Он начал лихорадочно перебирать ключи, но счастливый случай сразу помог ему. Ключ с легкостью проскользнул в замок. Дверь открылась. Впереди улица.

Но Гласс, бесшумно крадущийся сзади, был уже рядом Лицо Магвайра запеленала странная одежда, не дав сделать и шага, окружив запахом лекарств и дезинфекции. Магвайр хотел крикнуть, но сверток материи сильно сдавил горло. Он закупорил голосовые связки, заставив их содрогнуться в защитном рвотном движении. Коварный убийца усилил давление.

На противоположной стороне улицы за происходящим наблюдала девушка. Магвайр знал ее как Натали («модель, готовая принять любую позу и подчиниться строгой дисциплине»). На ее лице застыл одурманенный взгляд. Раз или два она уже была свидетелем убийства. Об изнасилованиях и говорить не приходится. Было поздно, и ее тело болело. Она повернулась и пошла в освещенную розовым

светом подворотню, оставив сцену без внимания. Магвайр отметил про себя, что с девчонкой следует разобраться в ближайшие дни. Если он, конечно, до них доживет, что не было сейчас очевидным Красное уже не сменялось синим Мозг, лишенный воздуха, не воспринимал, света Руки, пытавшиеся ослабить хватку противника, лишь беспомощно скользили.

Послышался чей-то голос. Не позади него, не голос убийцы, а на противоположной стороне улицы. Нортон. Это он! Господи, возлюби его душу! Он вылезает из машины в каких-нибудь десяти ярдах, громко выкрикивая имя Магвайра.

Железная хватка ослабла, и Магвайр тяжело рухнул на тротуар. Мир кружился в глазах. Лицо побагровело, охваченное жаром.

Нортон стоял напротив своего босса, доставая пистолет из кармана Убийца не стал вступать с ним в борьбу, он отступал, быстро перемещаясь по улице. Он показался Нортону членом ку-клукс-клана: колпак, плащ, мантия. Нортон опустился на колено и, приняв позицию для стрельбы с двух рук, спустил курок. Результат выстрела ошеломил его. Фигура вздулась, словно наполнявшийся воздухом воздушный шар, тело потеряло форму и превратилось в трепещущую на ветру белую материю. На ней сохранился барельеф лица. Звук, сопровождавший это превращение, напоминал громкое шуршание расправляемой простыни, слипшейся после обработки в прачечной. Такие звуки вряд ли звучали на этой чумазой улочке. Обескураженный Нортон не смог ничего предпринять: белая накидка вдруг воспарила, растворившись в темном воздухе.

У ног Нортона ползал Магвайр, не в силах подняться с колен. Он говорил что-то сквозь стоны, но распухшая гортань искажала звучание слов. Нортон нагнулся, чтобы понять, что они значат. От Магвайра пахло рвотой и страхом.

— Гласс, — хотел, по-видимому, сказать он.

Этого было достаточно. Нортон быстро кивнул головой и попросил Магвайра молчать. Да, это его лицо он видел на простыне — лицо Гласса. Бухгалтера, проявившего неуравновешенность. Нортон видел, как его пытали. Он помнил, как поджаривались пятки. Помнил весь жуткий ритуал, который не пришелся ему по вкусу. Что же, ясно, у Ронни были и другие друзья. И сейчас они не прочь за него отомстить.

Нортон посмотрел наверх, на небо. Но ветер уже унес призрак.

Это была неудача. В первый раз ему пришлось испытать горечь поражения. Ронни лежал на ступенях заброшенной фабрики, смотревших прямо на реку, и обдумывал события этой ночи. Хаотическое переплетение ткани постепенно исчезло. Что случилось бы, если бы он потерял контроль над своей устрашающей оболочкой? Нужно все просчитать. Учесть все варианты и возможности. Нельзя ослаблять контроль. Он чувствовал, что какая-то часть энергии все же покинула саван: реконструкция тела удалась с большим трудом. Для новых ошибок времени не оставалось. Ничего, в следующий раз он встретит этого человека в таком укромном месте, где никто и ничто не поможет ему спастись.

Полиция много времени провела в морге, но расследование не сдвинулось с мертвой точки. Допрос Ленни затянулся до поздней ночи. Инспектор Уолл перепробовал все известные ему приемы дознания: мягкие слова, грубые слова, обещания, угрозы, обольщение, затягивание в логические ловушки и даже брань. Но Ленни неизменно твердил одно и то же, повторял свою глупую историю и убеждал их в том, что его напарник, очнувшись от комы, вызванной нервным истощением, не расскажет ничего нового. Инспектор никак не мог принять его рассказ всерьез. Саван встал и пошел? Как можно занести такое в протокол? Ему нужны факты поконкретнее, пусть даже они окажутся ложью.