Книги крови III—IV: Исповедь савана
Шрифт:
Карни скептически взглянул на лохмотья Поупа.
— А-а, — понимающе кивнул старик. — Может, я и не похож на денежный мешок, но внешность обманчива. Взять, к примеру, тебя. Ты не похож на покойника, но помяни мое слово, сынок: ты почти покойник. Если будешь так себя вести и дальше, тебе конец.
Эта речь — такая неторопливая, такая взвешенная — изумила Карни, тем самым подтвердив его предположение. В злополучную ночь пару недель назад они застали Поупа под хмельком, сбитого с толку и уязвимого. Но теперь, в трезвом виде, этот оборванец говорил как человек, привыкший повелевать:
— Еще раз, — произнес Поуп. — Я требую, чтобы ты вернул то, что принадлежит мне.
Он сделал шаг по направлению к Карни. Проулок превратился в узкий туннель, нависающий над их головами. Если над ними и было небо, Поуп закрыл его.
— Отдай мне узлы, — повторил он. Голос звучал мягко и доброжелательно. Темнота окутала Карни плотным коконом. Он видел лишь рот старика: неровные зубы, серый язык. — Отдай их мне, вор, иначе пеняй на себя.
— Карни?
Голос Рыжего пробился к Карни из другого мира. До него было рукой подать — до этого голоса, солнечного дня, ветра, — но Карни не сразу сообразил, откуда он доносится.
— Карни?
Он с усилием оторвал взгляд от зубов Поупа и заставил себя оглянуться на дорогу. Там, на солнце, стоял Рыжий, а рядом с ним Анелиза. Ее светлые волосы сияли.
— В чем дело?
— Оставьте нас в покое, — велел Поуп. — У нас с ним дела. У него и у меня.
— У тебя дела с этим? — переспросил Рыжий у Карни.
Прежде чем тот успел что-либо ответить, Поуп заявил:
— Давай, скажи ему. Скажи ему, Карни, что тебе нужно поговорить со мной наедине.
Рыжий бросил взгляд на старика через плечо Карни.
— Ты скажешь мне, в чем дело? — спросил он.
Карни пытался подобрать слова для ответа, но язык ему не повиновался. Солнечный свет казался очень далеким, и каждый раз, когда улицу накрывала тень облака, Карни боялся, что темнота пришла навсегда. Его губы беззвучно зашевелились, силясь выразить этот страх.
— Эй, да что с тобой? — спросил Рыжий. — Карни? Ты меня слышишь?
Карни кивнул.
— Да, — выговорил он.
Неожиданно Поуп бросился к нему, отчаянно пытаясь дотянуться до карманов. Толчок отбросил оцепеневшего Карни к стене и, падая, он задел боком груду ящиков. Ящики опрокинулись на него, и Поуп, мертвой хваткой вцепившийся в свою жертву, тоже полетел наземь. Все его недавнее спокойствие — черный юмор, осторожные угрозы — как ветром сдуло. Он снова превратился в слабоумного пьяницу, несущего чушь. Карни почувствовал, как руки старика рвут его одежду и царапают кожу, пытаясь отыскать шнур. Слова, которые Поуп выкрикивал в лицо Карни, стали нечленораздельными.
Рыжий попытался оттащить старика от приятеля, схватив за пальто, волосы или бороду — за что придется. Однако задача оказалась не из легких: Поуп дрался с яростью одержимого. Но Рыжий был сильнее и в конце концов взял верх. Брызжущего слюной Поупа рывком подняли на ноги. Рыжий держал его, как бешеного пса.
— Поднимайся, —
Карни, пошатываясь, поднялся на ноги посреди разбитых в щепу ящиков. Драка продолжалась несколько секунд, но Поуп успел нанести своему противнику значительный ущерб: на коже Карни красовались ссадины, на одежду было страшно смотреть, рубаха превратилась в лохмотья. Карни нерешительно ощупал изодранное в кровь лицо; царапины набухли, точно ритуальные шрамы.
Рыжий прижал Поупа к стене. Забулдыга еще не остыл, глаза у него были дикие. В лицо Рыжему понеслась непристойная брань — английские слова вперемежку с бессвязными звуками. Не прерывая тирады, старик попытался снова наброситься на Карни, но на сей раз Рыжий перехватил его и помешал разодрать приятелю лицо. Он поволок Поупа из переулка на улицу.
— У тебя губа разбита, — сообщила Анелиза, взирая на Карни с неприкрытым отвращением.
Рот его наполнился вкусом крови, солоноватой и горячей. Карни утер губы тыльной стороной ладони. На коже осталось алое пятно.
— Повезло тебе, что мы за тобой зашли, — сказала она.
— Да, — ответил он, не глядя на девицу.
Он стыдился этой дикой сцены, устроенной бродягой, к тому же знал, что Анелиза смеется над его, Карни, неспособностью постоять за себя. В ее семье все до единого были отъявленные разбойники, а об отце в воровской среде ходили легенды.
Вернулся Рыжий. Поупа с ним не было.
— Из-за чего сыр-бор разгорелся? — поинтересовался Рыжий, вынимая из кармана куртки расческу и приводя в порядок челку.
— Не из-за чего, — буркнул Карни.
— Ты мне лапшу-то на уши не вешай, — хмыкнул Рыжий. — Он твердит, будто ты его обокрал Это правда?
Карни покосился на Анелизу. Если бы не она, он выложил бы Рыжему все без утайки, здесь и сейчас. Девица ответила ему таким же взглядом и, похоже, прочла его мысли. Она передернула плечиками и удалилась из зоны слышимости, не упустив возможности пнуть по пути разбитые ящики.
— У него зуб на нас всех, Рыжий, — сказал Карни.
— Что ты несешь?
Карни уставился на свою окровавленную руку. Даже теперь, когда Анелиза больше не стояла у них над душой, он с трудом подбирал слова.
— Хмырь… — начал он.
— Что такое?
— Он убегал, Рыжий.
Анелиза у него за спиной недовольно вздохнула Терпение ее явно было на исходе.
— Рыжий, — напомнила она. — Мы опаздываем.
— Подожди минуту, — резко оборвал ее Рыжий и снова повернулся к Карни. — Так что там с Хмырем?
— Этот старик — не тот, за кого себя выдает. Он не бродяга.
— Да? И кто же он тогда? — В голос Рыжего вкралась саркастическая нотка, рассчитанная, без сомнения, на Анелизу. Девице наскучило ждать, и она снова приблизилась к своему кавалеру. — Так кто он такой, Карни?
Тот покачал головой. Что толку объяснить лишь часть того, что случилось? Или рассказывать историю целиком, или совсем ничего не говорить. Молчать было проще.
— Не важно, — ответил он устало.
Рыжий озадаченно посмотрел на него, понял, что больше ничего не добьется, и произнес: