Книги крови V—VI: Дети Вавилона
Шрифт:
— Ничего не хватает, — сказал мальчик. — Ни любви. Ни музыки. Ничего.
Раскрыв нож, Уайберд вытянул его из кармана Макнил увидел нож, и взгляд его потеплел.
— Ты не сказал ему, сколько это стоит, — произнес он.
— Двести тысяч, — ответил Уайберд.
— Кто-то, кого он знает?
Убийца покачал головой:
— Эмигрант, — ответил он. — В Рио. Коллекционер.
— Коллекционер кожи?
— Да.
Юноша поставил стакан. Он что-то бормотал — Уайберд не разобрал слов. Затем, очень
— Поскорее сделай это.
Он вздрогнул, когда нож нашел его горло, но Уайберд хорошо знал свое дело. Миг наступил и прошел, прежде чем мальчик понял, что все рке случилось; он почти ничего не почувствовал Все завершилось; по крайней мере для Макнила. Для Уайберда настоящая работа только началась. Ему потребовалось два часа Когда он закончил — кожа была завернула в чистую простыню и уложена в портфель, взятый специально для этой цели, — он очень устал.
Выходя из дома, он думал, что завтра полетит в Рио и потребует оставшуюся часть оплаты. Потом Флорида.
Он провел вечер в маленькой квартирке, снятой на скучное время слежки и подготовки к сегодняшнему делу. Он радовался, что уедет. Он был одинок здесь и томился в ожидании. Теперь работа сделана, все осталось позади.
Он крепко уснул, убаюканный воображаемым запахом апельсиновых деревьев.
Его разбудил не аромат апельсинов, но нечто менее сладкое. В комнате было темно. Он повернулся направо и потянулся, чтобы включить лампу, но это ему не удалось.
Теперь он слышал вокруг себя в комнате тяжелые переливающиеся звуки. Он сел на постели, прищурил глаза, но ничего не разглядел. Свесив ноги с края кровати, он собрался встать.
Сначала он подумал, что не закрыл кран в ванной и квартиру затопило. Его ноги по колено погрузились в теплую воду. Удивленный, он двинулся к двери, к главному выключателю, хлюпая в разлившейся жидкости. Это не вода Слишком густая, слишком драгоценная; слишком красная.
Он издал крик отвращения и ринулся к двери, чтобы открыть ее; но дверь оказалась заперта, и ключа не было. Он в панике бил кулаками по твердому дереву и молил о помощи. Его вопли остались без ответа.
Когда он вернулся в спальню, горячий поток бурлил на уровне его бедер.
Портфель. Он лежал на столе, где Уайберд оставил его, и бурно истекал кровью из каждого шва, из-под застежек и со всех сторон. Словно сотни злодеяний соединились внутри и портфель не может вместить поток, рожденный ими.
Уайберд смотрел на изобильное течение крови. За секунды, прошедшие после того, как он встал с кровати, кровавый бассейн углубился на несколько дюймов и продолжал пополняться.
Он попытался открыть дверь ванной, но там тоже оказалось заперто. Он хотел открыть окно, но рама была неподвижна. Кровь дошла ему до пояса. Предметы мебели плавали в ней. Понимая, что пропадет,
«Истории продолжаются, — так говорил мальчик. — Они истекают кровью».
Сейчас Уайберд слышал их в своей голове, эти истории. Дюжины голосов, и каждый рассказывает свою трагическую сказку. Поток крови поднимал его к потолку. Уайберд попытался удержать подбородок над поверхностью, но за считанные мгновения в комнате остался лишь дюйм воздуха на самом верху. Эта прослойка сужалась, но Уайберд все же присоединил свой голос к общей какофонии, умоляя прекратить кошмар. Но другие голоса утопили его в своих словах, и, когда он коснулся потолка, его дыхание прервалось.
У мертвых свои магистрали. По точным маршрутам идут поезда-призраки и вагоны-сновидения; они движутся вокруг пустырей, лежащих за пределами наших жизней; несется бесконечный поток душ. На этих магистралях есть дорожные знаки, мосты и стоянки. Есть развилки и перекрестки.
На одном из таких перекрестков Леон Уайберд поймал взгляд человека в красном костюме. Толпа мертвецов подтолкнула Уайберда вперед, он подошел ближе и только тогда осознал этот ужас. На человеке в красном не было одежды. На нем не было даже кожи. Тем не менее Уайберду встретился не Макнил — мальчик ушел отсюда уже давно. Это был совершенно другой освежеванный человек. Уайберд догнал его, и они побеседовали. Освежеванный рассказал, что с ним произошло: всему виной преступное коварство его шурина и неблагодарность дочери. Леон в свою очередь поведал о собственной кончине.
Это огромное облегчение — рассказать историю. Не для того, чтобы ее запомнили, но потому, что рассказ освобождает от истории. Твоя жизнь, твоя смерть — они больше не принадлежат тебе. У тебя есть дела получше, как и у всех мертвых. Дороги, чтобы путешествовать по ним; красота, чтобы впитывать ее. Уайберд почувствовал открытый простор. Увидел сияющий воздух.
Все, что говорил мальчик, было правдой. У мертвых широкие дороги.
Только живые потеряны.