Книги Великой Альты
Шрифт:
Дженне снова подумалось, что он похож на волка или на одичавшую в лесу собаку.
– Да и ваша старая жизнь кончилась, – мягко напомнил Дженне Карум.
Она содрогнулась, вспомнив мертвых сестер в залитых кровью камзолах и передниках.
– Да, – точно спохватившись, добавил Горум, – женщины в десяти хеймах зверски перебиты, а их дочери подверглись насилию. – Он выговаривал слова медленно, но хрипота в его голосе не проходила. – Не кажется ли тебе, Анна, что это и есть конец?
– В десяти? – глядя
– Я не знаю. Не знаю, конец это или нет, – прошептала Дженна, кладя руку ей на плечо.
Горум улыбнулся своей волчьей улыбкой.
– Для моих людей и этого довольно. И потому они охотно пойдут за своим королем и своей королевой – ведь в пророчестве сказано и об этом.
– Нет! – вскричал Карум, раньше других поняв, о чем речь.
– Людям нужен какой-то знак, – терпеливо, словно говоря с детьми, сказал король. – Нужен прямо сейчас. А что же может быть лучше свадьбы? Мой отец женился на женщине из Долин – почему бы и мне не сделать того же?
– Никогда! – снова воскликнул Карум. – И думать не смей!
– Мне приходится думать о многом, брат, ибо я, как подобает королю, думаю о благе моего королевства. Из тебя поэтому вышел бы скверный король – счастье для Долин, что я еще жив.
– Но не можешь же ты ее принудить.
– Я сделаю то, что должен сделать. – Горум больше не улыбался. – Так же поступишь и ты. И она.
В наступившей тишине птичий щебет прозвучал, как боевой клич, и Дженна сказала:
– Никогда! Здесь для тебя нет ничего. – Она ударила себя кулаком в грудь.
– Милое мое дитя, – сказал, подавшись к ней, Горум. – Первое, что преподал мне отец как будущему властителю было: «В совете королей сердце не имеет голоса». Здесь, – он стукнул себя в грудь, – тоже нет ничего для тебя. Я люблю тебя лишь глазами моего младшего брата. Зато мой народ полюбит тебя – за твои белые косы и твою историю. Всякое царствование – это череда символов и знаков.
– Нет! – сказала Дженна. – Ты меня не принудишь. А если ты это сделаешь, то будешь не лучше той жабы на троне, хоть твое дыхание и чище. Зачем тогда власть, если сердце не смеет высказаться?
– Она права, – сказала Катрона. – И мне ты ни слова не сказал о женитьбе, хотя много чего наговорил.
– Брачные намерения короля не касаются тебя, женщина из хейма, – бросил король.
Но тут, не дав Катрене ответить, в круг вышла Петра и заговорила подвывающим жреческим голосом:
– Пока мужчина говорит так с женщиной, о конце не может быть и речи, сколько бы хеймов ни погибло – один, десять или все до единого.
– Верно! – воскликнул Марек.
– Эта война не только твоя, но и наша, государь, – сказала Катрона. – Даже больше наша, чем твоя.
– Ваша, хотя Калас украл у меня трон? Никогда! – вскричал Горум.
– Началось
Джарет, схватившись рукой за горло, тоже пытался что-то сказать, но слова его так и остались непроизнесенными.
– Чьей бы, ни была эта война, – сказал Карум, положив руку на плечо Дженны, – негоже выкупать королевство такой ценой.
– Это мое королевство, брат. Не твое. Не забывай об этом. Оно мое, пока жив я и мои наследники.
– Не стану я женой короля и не дам ему наследников, – сказала Дженна. – Не стану, что бы там ни говорилось в пророчестве.
– Вприщурку, – тем же вещим голосом изрекла Петра. – Пророчества следует читать прищурясь, иначе мы прочтем их неверно.
– Но должен же быть какой-то знак, – сказал король, пытаясь вернуть себе главенство. – И этот знак…
– Я знаю, какой знак нужен людям, – сказал внезапно Пит. – И это не свадьба. – Он оставил своих собеседников и крикнул воинам: – Все сюда. Сейчас вы убедитесь, что Белая Дева вернулась.
Войско собралось в круг около короля и остальных. Пит шепнул что-то одному воину, и тот отошел куда-то с серьезным лицом.
– Скажи им слово, – тихо сказал Пит королю. – Скажи, кто она, и прибавь, что скоро они увидят это воочию.
Король вскинул руку, и тут же настала тишина. Дженна никогда бы не подумала, что столько мужчин могут вести себя так тихо.
– Все вы слышали о Ней, – начал король. – И говорили о Ней.
Дженна невольно расправила плечи и вскинула голову.
– Это Белая Дева.
Петра подхватила высоким, всем слышным голосом:
– «И сказал пророк: „Белое дитя с черными глазами родится от девы в зимнюю пору. Бык в поле, гончая у огня, медведь в берлоге, кошка на дереве – все склонятся перед нею и воспоют…“
Воины, происходящие из Гарунов, подхватили нараспев:
– «Славься, славься, славнейшая из сестер, ты, что бела и черна, ты, что сочетаешь в себе свет и тьму, чье пришествие означает и начало, и конец».
Петра завершила пророчество:
– «Трижды ее мать будет умирать, и трижды она осиротеет, и будет она отделена от других, дабы все могли узнать ее».
– Верно, она бела и черна, – крикнул кто-то.
– И я слышал, как она говорила о трех матерях, – подхватил другой.
– И это ее меч сразил Гончего Пса, – сказал король, – и уложил его в безымянную могилу, и спас принца Карума.
Воины после мгновения тишины взревели в один голос:
– Гончая!
– И это ее меч отсек руку Быку, большому бугаю Каласа, который после умер от гнилой горячки, – сказал король.
– Бык! – в тот же миг взревели воины.
Посланник Пита вернулся, расталкивая толпу. Он тащил за рубаху связанного пленника.