Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов
Шрифт:
В романе «На востоке» японцы в одночасье отброшены от границ армадами советских бомбардировщиков, а восставшее трудовое население завоеванных Японией областей ударяет по врагу на местах. Результат очевиден — уже на второй день войны наши самолеты бомбят Токио, а подключившаяся к делу пехота добивает противника на земле.
И как гимн победе читается последняя, пятая часть романа. Здесь рассказывается о строительстве Сен-Катаямы, города дружбы трудящихся всех народов Востока, сбросивших с себя иго японских завоевателей.
Город
А через какое-то время, когда «водоемы уже построены»:
Ольга назначила первую встречу со студентами назавтра в девять утра.
— Не пойдет, — сказал Цой. — В девять история классовой борьбы.
— В десять?
— В десять — стратегия и тактика вооруженного восстания.
— Ну, назовите свой час.
— Ноль часов тридцать минут, — ответил Цой. — Другого времени нет. Будут четыре группы по сорок человек с четырьмя переводчиками.
Когда ночью она подходила к лекционному шалашу, Цой скомандовал «смирно» на четырех языках.
— Товарищ лектор! Слушатели рыбного техникума в составе 261 человека готовы к занятиям.
Она развернула таблицы и диаграммы.
Нансен Ф.
Какую-то часть жизни я прожил в Ленинграде на улице имени великого русского полярного морехода Георгия Яковлевича Седова, который два года, с 1912 по 1914, возглавлял экспедицию к Северному полюсу на «Святом мученике Фоке». Много раньше, лет примерно в 10–12, я прочел роман Жюля Верна о капитане Гаттерасе, ценой невероятных трудностей и лишений поднявшемся выше восемьдесят второго градуса северной широты и достигшем Северного полюса. Надеюсь, два этих факта дают мне право написать несколько строчек еще об одном отважном покорителе Севера — норвежце Фритьофе Нансене.
При жизни этого человека называли современным викингом. Еще будучи юношей, он совершил свою первую северную экспедицию — лыжный переход через материковые льды Гренландии. Кстати, обманчивое название «Гренландия» — «Зеленая страна» — придумано было специально для того, чтобы заманивать туда легковерных людей. Ну вроде как рай на севере, загадочная Ультима Туле, где круглый год лето, на деревьях растут пироги с повидлом и повсюду из зеленой земли бьют веселые фонтанчики алкоголя. Автор выдумки — Эрик Рыжий, в конце X века н. э. открывший этот ледяной остров.
Нансен к числу людей легковерных, конечно, не относился, и цель его похода была не связана
Жизнь таких людей, как Фритьоф Нансен, по сути оправдывает существование самого человечества. Во всяком случае, вселяет надежду, что не все в мире замыкаются исключительно на себя, а есть такие, кто видит новые горизонты и стремится к ним несмотря на трудности и преграды.
«Настоящие сказки» Л. Петрушевской
Если составить список самых смешных книг, изданных в нашей стране за последние двадцать лет, и еще один, только самых грустных, то большинство имен авторов войдет и в тот и в другой.
С. Довлатов, Вен. Ерофеев, Юз Алешковский, Вл. Войнович, Вяч. Пьецух, Б. Вахтин, Евг. Попов…
Сюда же непременно попадет и Л. Петрушевская со своими «Настоящими сказками».
«Нельзя смеяться над больными», — говорит народная мудрость.
«Можно, — отвечает книга Л. Петрушевской, — если больна душа. Если она, как души тех горожан из сказки Евгения Шварца, которых искалечил дракон, — безрукая, безногая, глухонемая, цепная, прожженная или мертвая».
Л. Петрушевская и Евг. Шварц.
Имя нашего великого сказочника вспоминается не случайно, когда читаешь книгу Л. Петрушевской. И вовсе не потому, что формально она продолжает традицию современной сказки. И тем более не по той причине, что вещи и Шварца, и Петрушевской блестяще написаны.
Дело в другом.
А именно — в отношениях авторов и своих героев: какой любовью они их любят, какой ненавистью они их ненавидят.
В сказке всё на виду. «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь», — писал Шварц в прологе к «Обыкновенному чуду».
Читая «Настоящие сказки» и сравнивая их со сказками Евгения Шварца, видишь, насколько разными голосами говорят авторы.
Шварц — учитель и врач; он учит «как» — лечить душу, убить дракона.
Петрушевская ничему не учит. Она просто ставит диагноз. И уж дело самих больных — лечиться им или жить как есть, с прожженной или дырявой душой.
Это принцип того направления в современной прозе, к которому принадлежит Петрушевская. Она намеренно стоит вне — вне идеологии, вне борьбы: показывает, но не учит.
Сказки ее действительно «настоящие», то есть о настоящем, полны деталей, очень реалистичны, взяты из самой жизни, из темных ее глубин.
В них присутствует инфернальный ужас — вещь для сказки вообще характерная, особенно для сказки народной. В свое время это замечательно подметил А. Платонов и передал в своем «Волшебном кольце».