Книжка для раков. Книжка для муравьев (сборник)
Шрифт:
Каролинка тут же отправилась в его комнату, подмела ее, расставила стулья, протерла столы и убрала все, что, по ее мнению, было не на месте. Затем она села и написала ему премилое письмо, в котором горячо заверяла его, что отныне она хочет быть для него очень послушной и хорошей дочерью.
Когда вернулся отец и вошел в свою комнату, Каролинка прокралась к нему, чтобы стать свидетельницей его радости от того, что она такая хорошая.
Но отец не обратил никакого внимания на порядок, наведенный в его отсутствие.
– Где, – спрашивает он раздраженно, – мой письменный прибор?
Каролинка, которая не могла вспомнить сразу, куда она его положила, испуганно заметалась по комнате, стараясь
– Ты куда-то его задевала, не так ли?
– Да! Я хотела… я хотела…
– Если уж ты такая дура, то не вмешивайся в мои дела!
Бедный ребенок был так огорошен этим, что даже собрался порвать свое письмо.
В конце концов она все же решилась его передать.
– Ступай прочь, – сказал отец, – со своей писаниной. У меня нет сейчас времени с этим возиться.
Следствием этого недостойного поведения явилось то, что Каролинке больше не приходила в голову мысль сделать ему что-то приятное.
Как сделать детей глупыми
В одном доме обычным наказанием, предназначавшимся за любую оплошность детей, была пара увесистых оплеух. Если Каспар или Йорг делали что-то не по воле родителей, то обычной угрозой было: «Погоди, вот дам тебе так пару раз по морде, что у тебя навсегда пропадут слух и зрение».
И эта угроза не оставалась просто угрозой, а каждый день хотя бы раз так энергично приводилась в исполнение, что дети часто несколько минут стояли как оглушенные, особенно если по ним проходился отец. Ибо тот имел жилистые и сильные руки и так лупил ими детей по голове, что зачастую они едва могли устоять на ногах.
Вследствие такого сильного сотрясения весь мозг постепенно был приведен в беспорядок. Каспар и Йорг стали самыми настоящими дураками. Глаза у них вытаращены, а рты чуть ли не всегда открыты. Озорные люди постоянно издевались над ними – на спор старались заставить их поверить в самые нелепые россказни, а затем смеялись над ними, когда те с полной уверенностью пересказывали, что у турок отняли Константинополь или что мастер Фридрих в Шпрингайзене поймал домового.
Кому дураки в радость, тому надо воспитывать своих детей именно так, эффект от этого окажется замечательным. Probatum est.
Дети мастера Иобсена были отнюдь не умнее. Только в восемь лет они научились говорить, в двенадцать – читать, но размышлять так и не научились.
Мать однажды пожаловалась на это врачу, и тот сказал ей в ответ: «А как могло быть иначе? Ведь ваш муж никогда не ложится спать трезвым [20] .
20
К сожалению, слишком похоже на правду. Г. Лундборг в своих исследованиях семей в рамках одного поколения крестьян, насчитывающих 2232 человека, выявил следующие соотношения: из 240 обследованных семей 30 семей не имели пороков, в 37 семьях присутствовала зависимость одного или обоих родителей от алкоголя (без каких-либо других видимых пороков у родителей).
30 семей имели в общей сложности 148 детей, 37 семей – 213. Из 148 детей 27 умерли в возрасте до пяти лет (18,2 %), из 213 детей 56 умерли в возрасте до пяти лет (26 %). Число больных потомков (эпилепсия, слабоумие и т. д.) составило в 30 наследственно не отягощенных семьях 24, в 37 семьях – 96! 30 нормальных семей имели 85 детей, достигших возраста более 15 лет, 37 семей, в которых присутствовал более или менее сильно выраженный
H. Lundborg: «Medizinisch-biologische Familienforschungen innerhalb eines 2232kopfigen Bauerngeschlechtes in Schweden», Verlag von G. Fischer, Jena 1913, S. 485 u. 490. См. также Vogel, Neubert: «Grundzuge der Alkoholfrage», Verlag Deutsches Hygiene-Museum, Dresden 1926.
Воспитание ребенка начинается с воспитателя – задолго до рождения!
Господин профессор Оросий нашел себе жену и зачал с нею милую девочку. Уже в первые недели своей жизни Минхен проявила все признаки живого ума и смышлености, чему оба родителя были несказанно рады. Их сердце так было привязано к славному ребенку, что большую часть дня они занимались им и во время забав и игр обучали его разным понятиям. Если затем двухлетней Минхен приходила в голову мысль, которая казалась для ее лет слишком ранней, то это веселило родителей вплоть до восторга.
Чтобы еще больше и чаще испытывать эту радость, они придумывали всевозможные способы побуждать Минхен к учебе. Всякий раз, когда она что-нибудь постигала, они находили повод еще раз продемонстрировать это в компании. И тогда никто не уставал нахваливать и восхищаться прелестным ребенком, все гладили и целовали его, давали ему конфеты, а иногда и стаканчик вина. Когда затем компания расходилась, мама давала ей напоследок материнское наставление и говорила: «Видишь, Минхен, как мило, когда что-нибудь учишь? Тогда тебя все люди хвалят, и тут и там перепадает стаканчик вина или конфетка».
Это заставляло Минхен чрезмерно напрягать свои силы. Если другие дети балагурили и играли, то она сидела и так много училась, что этому изумлялись все люди.
Еще до того как ей исполнилось четыре года, она умела бегло читать. Затем ей стали давать уроки французского и географии, а с шести лет она стала заниматься историей и читать поэтов.
Эта отцовская и материнская преданность была зримо вознаграждена: Минхен в двенадцать лет была такой умной, что даже иностранцы посещали дом господина Оросия, чтобы взглянуть на вундеркинда. Она говорила о Древнем Риме и Греции, как если бы сама там была, рассуждала о стихах и спектаклях как художественный критик, а когда началась Семилетняя война, совершенно уверенно предсказала, какой будет исход.
Какой бы она стала женой, если бы смышленость продолжала так развиваться и дальше! Но, к сожалению, в тринадцать лет все пошло вспять. Минхен жаловалась, что ничего из прочитанного не может удержать в памяти, постепенно ее суждения стали заурядными, и в конце концов у нее проявились все признаки ограниченности.
Однажды у них в гостях была ее двоюродная сестричка Фикхен, которая до шести лет не училась читать и которую стали побуждать к учебе лишь в десять, и господин профессор, к своему великому огорчению, отметил, что Фикхен – бойкая, забавная, смышленая девочка, а его Минхен была ей полной противоположностью.
Он печально уселся на канапе, обхватил голову руками и тяжело вздохнул. В этом состоянии его и застал брат, арендатор Герман Оросий. «Ну, – спросил он, – чего же тебе не хватает? Мне кажется, у тебя хандра?»
«Ах, – ответил профессор, – у меня очень большая беда. Моя дочь! Моя дочь!»
Арендатор. И что ж с твоей дочерью? Она больна?
Профессор. Я и сам не знаю, называть ли это болезнью. С каждым днем она становится все глупее. Она теперь настолько слаба рассудком, что не может понять самых простых вещей.