"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Кого-то волокли на руках в лодку, Асмунд сообразил: это Вальгарда несут, он же ранен.
До слуха донесся звук Разрушителя Мозгов: трубили «все назад».
– Отходим! – что есть мочи орал Лейв. – Все назад! Все в лодки!
Успевшие добежать до вождя спешно выстроили «стену щитов» и стали пятиться к лодкам.
Раненого Вальгарда уже унесли.
Асмунд не замечал, что вошел в воду, пока не наткнулся спиной на что-то высокое и твердое – это оказалась лодка.
Держа перед собой меч и щит, он прикрывал товарищей, пока они толкали лодку на глубину, и пятился
Она тут же отплыла.
Только теперь Асмунд опомнился и выпустил щит. Руки были как деревянные, но раньше он этого не замечал. Рядом втаскивали через борт еще кого-то из своих. Викинги не преследовали их, и потрепанная плесковская дружина на веслах двинулась обратно, вверх по течению Наровы. Шли всю ночь, осторожно продвигаясь вперед: все равно было не видно, где можно пристать. Лейв, оставшийся за старшего, рассчитывал утром найти помощь в каком-то из знакомых селений: обиходить и перевязать раненых, в первую очередь – Вальгарда.
Но к утру, когда стал виден берег и появилась возможность выбрать место и причалить, вождю помощь была уже не нужна.
Пока они плыли во тьме, он скончался от полученной раны.
В тот день случилось столько всего, что когда я об этом вспоминаю, мне кажется, это был не один день, а целая вереница дней.
С утра мы с другими моими сестрами, которые из Люботиной веси, ходили выбирать березку. Про выборы Лели даже разговору не было: все знали, что это будет Эльга.
Во-первых, она была самая красивая – и у нас в усадьбе, и в Люботиной, и даже в Плескове. А во-вторых, она дохаживала в девках последнюю весну: осенью ее увезут в Зорин-городок. И я поеду вместе с ней, у нас давно так было уговорено.
Пожалуй, тогда я впервые осознала, что это последние в нашей жизни весенние венки. Пять лет, с тех пор как надели поневы, мы приносили сюда цветы, но через год мы будем очень далеко от нашего Варягина… и от Великой, и от Русальего ключа, и от Ладиного камня…
А что нас ждет там, на том берегу нашей будущей жизни?
В первый день в наших краях березку только выбирают, но еще не наряжают. А после этого ходят к Русальему ключу и Ладиному камню и везде оставляют венки.
Рассказывают, что русалки зиму спят в ключе, а как проснутся – на белый свет выходят. Поэтому перед тем как наряжать березы, девушки ходят всегда к ключу и там в первый раз кладут венки и красные яйца.
Из рощи мы все пришли с двумя венками: один на голове, другой в руках.
Берег Великой – известковый, обрывистый, и ключ вытекает прямо из него, сбегая вниз множеством прядей. Наверное, его потому и зовут Русальим, что похож он на распущенную девичью косу.
Мы встали по сторонам – нас было много тогда, десятка два, все, кто есть в нашем Варягине и в Люботиной веси. А Эльга пробралась на камень прямо посреди потока. И мы стали «будить русалок», как это называется. Эльга первая запевала, а мы подхватывали, хлопали и притоптывали
Потом все мы раскладывали свои венки на камнях среди воды и вокруг, и Эльга снова пела первая, а за ней остальные:
Я умоюся росой, Чистой девичьей красой, Опояшуся зарей, частой звездой. Вода-водица, белая сестрица, По телу сбегай, тело омывай, Чтобы были мы лицом белы, А красотой красны.И тогда в первый раз можно было из Русальего ключа умываться.
Мы все и умывались: были в одних сорочках, косы расплели, как будто тоже были русалками; вода холодная, по рукам течет, сорочки все мокрые, потом зябко…
Я и сейчас помню, какая веселая жуть пробирала нас от прикосновения этой воды: не от холода, а от чувства, что мы умываемся русалочьим духом, растворенным в ней, что теперь они невидимо будут жить в нашей крови, пока мы не проводим их неделю спустя. Плескали водой друг на друга: дескать, Вострянка плохо умывается, вон, на лбу грязно…
И русалочий дух тут же давал себя знать: становилось весело, хотелось озоровать, бегать!
Мы и бегали – гонялись друг за другом, валяли по траве. Наверное, со стороны мы выглядели точно как русалки. Визгу было да хохота – мать говорила аж в Варягине слышно.
Потом мы шли на тот берег, где Люботино. У нас еще оставалось по одному венку, а их в этот день носят к Ладиному камню. Ладин камень – большой, вросший в землю валун, серый, с белым зерном, человеку по грудь высотой. Мы всегда обводили его кругом и тоже пели:
Вокруг того камня белого Ой, лели, камня белого! Ходит-бродит Лада-матушка, Ой, лели, Лада-матушка! Выше всех она посажена, Краше всех она наряжена. Возьми наши веночки, Дай нам, девкам, перстенечки.И клали свои венки на камень: считалось, что Лада возьмет их и даст взамен жениха.
И только мы тогда положили свои венки, как кто-то закричал:
– Смотрите, гости едут!
Мы обернулись: по реке, сверху, плыли три или четыре лодьи и уже совсем приблизились к броду.