Княгиня Ольга
Шрифт:
Павлу и Григория встретили молодые муж и жена. Поклонившись, молча провели их в просторную) чистую и хорошо натопленную горницу.
— Дом гостевой. Фекла и Никанор услужители. Тебе тут вольно будет, — сказала Павла и распорядилась принести гостю ужин.
Встретились священник и княгиня только на другой день во время полуденной трапезы. За Григорием приходила Павла и отвела его в княжеский терем. В трапезной была одна княгиня. Павла тотчас ушла. Отец Григорий чувствовал себя неловко и был смущен тем вниманием, какое проявляла к нему великая княгиня. Но, повторяя про себя молитву, он избавился от неловкости и смущения, в сей миг вредных, и повел себя так,
Княгиня пригласила Григория к столу. И сказала при этом так
— Садись, изборский друг, отведать пищи со мной. Прости, что так назвала, потому как не ведаю другого твоего величания.
Но Григорий знал, что Ольга ведала, как называют священнослужителей его чина в мирской жизни, однако вступил с княгиней в игру, кою она предложила.
— Откроюсь, — ответил Григорий, — Я для тебя, матушка княгиня, отец Григорий. Ты же есть моя дочь. Так ведется в христианском мире.
— Не могу возразить. Твоих уставов не знаю. Но просвети. Оттого и позвала тебя… отец Григорий. Да прежде отведай, что бог Ладо послал.
Окинув взглядом стол и увидев на нем блюда с мясом, дичью, сыры и многое другое скоромное, Григорий сказал:
— Это для тебя позаботился Ладо. Потому не прогневайся, дочь моя, матушка княгиня, сия трапеза не для меня. — И Григорий положил себе на блюдо кусок ржаного хлеба и яблоко.
— Прости, что вспомнила о Ладо. Но, может, ты страдаешь чем?
— Бог матовал. Ноне Рождественский пост. И мы, христиане, воздерживаемся от мяса, от дичи, рыбы, сыров и всего прочфо скоромного. Едим лишь постное, растительное, дабы снизошла на нас милость Господня и просветлила дух.
— Я твойх уставов не нарушу. Вижу, ты взял хлеб и яблоко. Достойная пища. Вот еще сыта медовая и сама медовуха. Пожалуй, и я бы с тобой пригубила медовухи.
— Сие можно, греха в том нет.
И они выпили по кубку хмельной медовухи. И помолчали. И смотрели друг на друга пристально, изучающе, словно хотели знать доподлинно, какими стали, прожив на свете добрую половину жизни. Но молчание не затянулось. Ольга нарушила его первая, попросила:
— Ты бы, отец Григорий, поведал, как жил с того часу, когда ушел из родного гнезда.
— В молитвах прошла жизнь изборского Егорши, дочь моя. Теперь откроюсь: я любил тебя. «Да и теперь люблю», — прозвучало в груди. — А как понял, что для меня ты недоступна, ушел из мира в Инкерманский монастырь, там принял христианскую веру, а как стали приневоливать принять монашество, ушел в Царьград и отдал себя служению Господу Богу, — Григорию не хотелось рассказывать Ольге о своей жизни, о том, сколько невзгод выпало на его долю. — Молитвы же мои были всегда во славу тебе. Ты уж прости за похвалу себе. Но сие важно знать тебе, дабы могла легче открыть себя.
— Я признательна тебе, отец Григорий, — Ольга произносила «отец Григорий» уже без заминки и смотрела на него с благодарностью. И было в ее взоре то, что привлекало его еще в юности.
— Чего же ты ждешь от меня?
Ольга заговорила не сразу, видимо, трудно ей было начать свою первую исповедь. А ведь она для того и позвала священника в Берестово, дабы исповедаться ему, авось, легче на душе будет. Не страдая робостью, Ольга наконец заговорила:
— Болею, мучаюсь я, ночами кошмарами обуреваема от того, что содеяла в год гибели князя Игоря, супруга моего.
Сколько ни молюсь мироправителю, боль в груди не источается, кошмары не покидают горячей головы. Потому и прошу тебя, человеколюбец, выведи меня на иной путь, в иной мир, где есть милосердие,
Облик княгини, ее голос, сказанное ею — все это потрясло Григория. Он ведь знал твердость нрава княгини, силу ее в одолении мирских тревог и напастей. Он мог представить себе, сколько мучений претерпела Ольга за сорок лет ожидания наследника престола. Сорок лет страданий — посильно ли сие простой смертной душе? И счел умудренный жизнью отец Григорий, что Ольга, не ведая того, проявляла в течение всех лет замужества отнюдь не языческую сущность духовности. И лишь потрясение, вызванное гибелью князя Игоря, выплеснуло из нее глубоко запрятанное языческое начало, и она проявила все худшее, что несло в себе идолопоклонничество. Теперь же, оказавшись на распутье, споткнулась, упала и просит о помощи. И уже не в первый раз отец Григорий спросил себя, может ли он пройти мимо и не подать Ольге руку помощи, мог ли пройти мимо страждущего, ползущего во тьму? Наконец, мог ли отказать в помощи великой княгине, матушке великой Руси, матери подданного ей народа? Да, такого еще не бывало, когда бы государыня — язычница искала опору в христианском священнике, дабы опереться на него, встать твердо на ноги и повести свой народ в горнее царство.
Княгиня Ольга не прерывала молчания Григория терпеливо. Ольга ждала откровения умудренного жизнью человека. И услышала. Григорий заговорил страстно, каким-то глубинным или неземным голосом.
— Мы с тобой, матушка княгиня, возрастали под крылом одного бога, мы были с тобой детьми Перуновыми. Но сей бог ложный, за ним только тление и тьма, он кровожаден и воинствен. Как жить с таким богом?! Я осознал сие раньше, чем ты. Я ушел на поиски истинного Бога, Миротворца, Человеколюбца, Создателя вселенной и всего сущего на земле. Я был спасен Его Сыном Иисусом Христом и познал земное блаженство духа. Встань и ты, дочь моя, на путь истинной веры. И ты обретешь все, что отпущено тебе по делам твоим.
Ольга слушала внимательно, но что-то ее беспокоило, чего-то, как ей казалось, не хватало в горячей проповеди священника. И она сказала:
— Ты, отец Григорий, говоришь мне о своем, о том, чего ты достиг разумом и сердцем. Я же хочу услышать от тебя, где камни вечности, на коих покоится христианская вера. Ведомо мне, что в подлунном мире есть многие другие религии, может быть, лучшие, чем христианская. Докажи мне, что твоя вера истинная.
Отец Григорий улыбнулся и посмотрел на княгиню с некоторым удивлением. «Нет, ей не откажешь в глубине мудрости и тонкости ума». И решился испытать ее.
— Готов к тому, дочь моя, но на это уйдет не один час и день. Наберешься ли терпения?
— Ты же вызвался меня испытать.
— Верно сказано. И о камнях вечности тобою мудро сказано. У нас же они называются Символами веры, — Отец Григорий встал, отошел от стола к стене, — Слушай же со вниманием, — И продолжал ровно, спокойно, словно откуда-то издали, сверху: — Более шести веков назад, спустя три века после Воскресения Иисуса Христа, великие умы, святые отцы христианства, сказывают, увидели на ночных небесах письмена. И прочитали их, и запомнили, да принесли на Вселенский Собор в Никею, еще в Царьград, и там сии письмена услыхали многие святители церкви и записали их, назвали Символом веры. В этом Символе веры и покоится божественная истина, кою во все века никакие хулители православия не могли опровергнуть.