Княгиня Ренессанса
Шрифт:
– Когда же мы отправимся в Ватикан, монсеньор? – спрашивала Зефирина.
– Святой отец сейчас очень занят! – отвечал князь, не вдаваясь в подробности.
– Может быть, нам достаточно повидаться с одним из его кардиналов?
– Сомневаюсь, мадам… Дело князя Фарнелло может быть разрешено только его святейшеством.
С этими словами Фульвио раскланивался и удалялся вместе с Мортимером.
Зефирина, конечно, понимала, что очень обидела лорда де Монтроуза тем, что не поблагодарила его, рисковавшего собственной жизнью ради
«Я нашел вас в объятиях этого разбойника… Ваша неблагодарность, мадам, не внушает мне ничего, кроме презрения».
Но это чувство было у них взаимным. Зефирина с удовольствием бросила бы ему в лицо, что вместо устроенного им пожарища он мог просто отдать золото, оружие и продовольствие, которых требовали наемники. Скупость и только скупость монсеньора была причиной резни… Как объяснить ему, кто такой Бастьен и кем он был для нее? В своем все еще неутихающем горе она спустилась в часовню дворца. Там Зефирина с большим волнением исповедалась дворцовому капеллану. Сумбурно, перескакивая с одного на другое, она выложила священнику все, что накопилось на сердце против Фульвио. В это утро она снова начала свои жалобы:
– Я его ненавижу, я терпеть его не могу, отец мой. Я жду нашего развода, чтобы начать жить. Он изгнал моего жениха, он убил друга моего детства. Он купил меня и теперь держит у себя как пленницу. Это настоящий дьявол, отец мой…
– Но, дитя мое, – возражал почтенный капеллан, сраженный всеми этими разоблачениями, – князь Фарнелло – ваш муж. В качестве такового его светлость имеет право на… на… Подумайте и о том, что, беря вас в жены, он, наверное, любил вас…
Зефирина подскочила:
– Любил меня? Никогда! Он вообще любит только себя, свою гордыню, свою власть, своих лошадей… «Я так хочу! Я приказываю!» Женщина для него все равно, что животное…
– Но нельзя забывать, что вы его унизили…
– Отец мой… – взмолилась Зефирина, – я хочу избавиться от этого человека. Помогите мне добиться расторжения брака, как он сам мне обещал. Я чувствую, он никогда не пойдет в Ватикан… о, Господи…
Зефирина сложила в мольбе ладони и опустила голову.
– Гордыня, княгиня Фарнелло, ваш главный грех. За это вам надлежит прочесть трижды «Отче наш» и трижды «Богородица»… Но обещаю вам, что доведу до сведения святого престола ваше дело…
Почувствовав некоторое облегчение, Зефирина поднялась в свои покои. Под внимательными взглядами занятой рукоделием Плюш и что-то лопотавшего Гро Леона, она принялась кружить по комнате. Минуты две спустя она неожиданно схватила статуэтку Аполлона и швырнула ею в зеркало.
– Зефи… мадам… Что происходит?
Перепуганная Плюш смотрела, как молодая женщина методично хватала находящиеся в комнате предметы искусства и разбивала их об стену.
– Я хочу выходить из дома, я хочу совершать прогулки по городу, я хочу
– Но я не уверена…
– … будет ли на это разрешение монсеньора?… имею ли я право выйти на прогулку? Ну, что ж! Вот мы сейчас и посмотрим…
Подхватив кринолин и перепрыгивая через три ступеньки, Зефирина помчалась вниз по мраморной лестнице так быстро, как только позволяли ее юбки.
– Я приказываю оседлать мне лошадь или заложить экипаж. Я желаю выехать в город! – распорядилась Зефирина тоном, не терпящим возражений.
Паоло, будто не замечая возбуждения княгини, поклонился:
– Монсеньор распорядился сегодня утром заняться приведением в порядок всей имеющейся сбруи…
– Что это значит?
– Что ваша милость должны нас извинить, но… нет ни одной свободной лошади.
Зефирина топнула ногой:
– Тогда я отправлюсь в портшезе.
– Но все лакеи заняты приготовлениями к карнавалу, ваша милость.
– Что ж, тогда я пойду пешком, – сказала Зефирина и направилась к высокой двери, выходившей в мощеный двор.
– Ваша светлость, даже не думайте, в городе очень опасно, вы можете столкнуться с плохими людьми.
– Значит ли это, Паоло, что я здесь пленница, а вы мой тюремщик? – произнесла Зефирина с презрением.
– Мне горько это слышать, ваша милость. Уж лучше вашей светлости поговорить с монсеньором, когда дон Фульвио вернется.
Говоря это с горестным видом, Паоло тем не менее продолжал стоять у двери непоколебимо, точно Атлас, поддерживающий небесный свод.
Зефирине пришлось смириться с неизбежностью. Чтобы выйти из дома, ей пришлось бы убить Паоло.
Вне себя от ярости, она уселась в вестибюле и, скрестив руки, стала ждать…
– Вы желали говорить со мной, мадам? Разгоряченные, вспотевшие, Фульвио и Мортимер в прекрасном настроении возвратились домой. Зефирина встала.
– Вот именно, монсеньор.
В то время как Мортимер, поклонившись ей, поднимался в отведенные ему апартаменты, Фульвио подошел к Зефирине.
Его богато расшитый камзол был распахнут на груди, и она почувствовала исходивший от него сильный мужской запах, смесь мускусных духов и пота.
– Говорите же, мадам, я вас слушаю, – сказал Фульвио таким тоном, будто очень торопился.
Преодолевая себя и не глядя на мужа, Зефирина произнесла с нажимом:
– Я желаю знать, месье, я пленница или нет?
– Почему же? Разве у вас сложилось такое впечатление?
– Я не могу выйти из дворца. Ваш Паоло охраняет дверь, словно цербер.
Раздраженная присутствием лакеев, Зефирина машинально понизила голос.
– А-а… а вы, значит, желали бы выходить? – громко спросил Фульвио.
– Да.
– Зачем?
– Как это, зачем? Да просто потому, что мне хочется, – задыхаясь от возмущения, ответила Зефирина.