Князь Благовещенский
Шрифт:
— А он точно знает? — спросил я.
— Плотнее всех с триадой работал! Ни у кого таких контактов с косыми нет! — уверил меня Федор Георгиевич. — Толку, правда...
— Надо уговаривать. — я поднялся. Триада была единственной зацепкой в деле. А его раскрытие — способом выжить в чужом и не очень спокойном мире. Этот Самойлов был мне нужен и точка! — Проводите?
— Куда? — не понял генерал-аншеф.
— К задержанному, куда же еще!
Спорить со мной не стали. Точнее, едва начали пытаться, как я оборвал их властным взмахом руки и словечком из
— Баста!
После чего был сопровожден по запутанным коридорам управы и выведен на задний двор. Здесь стояли служебные автомобили — желто-зеленого окраса джипы с уже знакомым логотипом "Ладоги" — и несколько построек. Одной из которых оказался изолятор временного содержания. Внутри он, как и все подобные места, пах мочой и куревом, хотя выглядел светлым и чистым. Сопровождавший меня Андрей Евгеньевич остановился у стальной двери с цифрой "четыре" и дал знак охраннику открыть ее.
— Со мной не входите. — попросил я его. Получил в ответ кивок, шагнул в камеру.
"Чистенько!" — отметил я, оглядывая место содержания мага-следователя.
Длинная и узкая коробка с белыми стенами. Вдоль одной стены лавка — место для сна, у другой — крошечный умывальник и унитаз. Окон нет, единственный свет исходил из закрытого частой решеткой плафона под потолком.
На лавке сидел арестант в застиранной синей робе — вроде больничной пижамы. Щуплый паренек из категории "ботанов": редкая клочковатая бороденка, сальные светлые волосы, узкое лицо мышонка и большие очки. Сидел ровно, словно прилежный ученик на уроке, сложив на коленях тонкие руки и закрыв глаза.
— Здравствуй, Глеб. — произнес я, остановившись посреди помещения, в двух маленьких шагах от него. Сразу решил вести себя с ним просто, без чинов. Ему сейчас на мои регалии с высокой колокольни плевать должно быть.
Самойлов никак не отреагировал. Восковая скульптура, а не человек. Даже веки не дрогнули.
— Я обер-секретарь князя, Игорь Антошин.
Тишина. Полный, тотальный даже игнор.
— Глеб, мне нужна твоя помощь. Я расследую убийство маньчжурского посла. Есть подозрения, почти уверенность, что это сделала триада.
Чуть дрогнул мизинец на левой руке. Едва заметно, но я смотрел во все глаза. Тема ему интересна? Или мой интерес к ней? В любом случае ему не наплевать. Как бы он ни демонстрировал обратное.
— Триада залегла на дно. Ты знаешь, где их лежки. Скажи, где?
Неподвижность и молчание. Непробиваемое. Сверху чуть слышно гудел плафон дневного света, а во мне росло раздражение. Гнев на этого "ботана"! Тоже мне — моральная травма у него! Покрошил троих бандитов и что? Перепугался результата? Никогда последствия своих способностей не видел? А мне тогда каково? Я ведь магию сказками считал! Я, блин, тоже имею право на душевные страдания! В чужом мире, в другом теле и вообще — маг на побегушках! Давай я тоже замкнусь и буду переживать? Всем сразу станет хорошо!
Хотелось рявкнуть на него, обложить матом этажа в четыре, схватить задохлика за грудки и пару раз приложить к стене! Махом бы
Вместо этого, я тяжело вздохнул, подошел к лавке и сел рядом с Самойловым. Принял ту же позу, что и он, даже глаза закрыл. И после непродолжительного молчания произнес:
— Я в такой жопе, Глеб, ты не представляешь. Даже половину тебе рассказать — не поверишь. Второй день какого-то сплошного блудняка, все летит к чертовой матери, а я даже понять не могу, что тому причиной. Реагирую только на последствия, мать их! Сейчас сижу рядом с тобой и думаю: а может, как и ты поступить? Закрыться тут, послать весь мир нахрен и ждать пока он взорвется! Или не взорвется. Только пусть без меня, а то сил уже нет.
Мне показалось или ритм дыхания Самойлова изменился? Стал менее расслабленным, что ли? Хорошо, если так, значит какое-то внимание проявляет, хотя и не подает вида. И я продолжил говорить. Не о себе, а о деле. Опуская, понятно, предположения (почти уверенность, чего там!) об измене моего двойника. Рассказал ему о словах маньчжура Лин И (и его подозрениях), пересказал, слегка приукрасив, нападение триады. Выдал версию с мостом и услышал вдруг:
— Триада не лезет в политику.
Повернул голову в сторону и столкнулся со взглядом серых глаз. Внимательных, цепких глаз.
— Чего?
— Триада в политику не лезет. Особенно в имперскую, у них об этом с минцами договор подписан лет пятьсот назад. И они ему следуют неукоснительно. Если заказ на убийство маньчжура поступил от империи, те бы просчитали последствия и отказались. Даже задаток не вернув. И минцам это известно.
Голос у Глеба оказался под стать внешности: высокий, слегка дрожащий, хриплый от длительного молчания. Но говорил он уверенно, как человек, знающий предмет на "пять".
— А чего они на меня полезли тогда? — про "московский след" я ему не рассказал. Но пробудившийся интерес арестанта следовало подкормить.
— Третья сторона. Ты стал мишенью по другому поводу. Не связанному с убийством посла. Совпадение.
А он хорош! Просчитал все на раз-два! По короткому моему рассказу и при отсутствии иной информации.
— Тем не менее с триадой нужно поговорить.
— Они не разговаривают с властью. — позу Глеб до сих пор не поменял, только голову повернул в мою сторону. — Ты должен это знать.
— Да, знаю! Но это единственная зацепка!
— Ну почему же? Выйди на посредника, сделай заказ на информацию. Не действуй, как власть. Действуй, как заказчик.
Серьезно? Так можно было? С другой стороны — почему нет! Я плачу триаде за сбор информации о заказчике покушения на меня. Бред, но...
— Если заказчик покушения на тебя не оговорил в контракте такой пункт, как запрет на последующее расследование нападения, что вряд ли, совесть исполнителя чиста.
— Бред какой-то! — теперь уже я выдал это вслух.