Князь Диодор
Шрифт:
Он вдруг открыл глаза, перед ним в почти сплошном мраке комнаты, в котором он, тем не менее что-то видел, стоял кто-то еще, кто вышел, как бывает в детских кошмарах, беззвучно из темного угла комнаты. Только человек этот – да и человек ли? – держал в руке длинную, тонкую, как спица, рапиру, которая ощутимо упиралась в горло князя. Диодор попробовал подняться, вытащить спрятанный под подушкой верный свой четырехствольник, но не мог пошевелить даже рукой, тело отказалось ему подчиняться. И чем больше он старался, тем больше потел, но не больше… Это было ужасно, он даже понял, что еще немного, и у него начнет болеть голова.
Она уже сейчас болела, от этой способности
– Слушай, имперская собака, – жестко прошептал неизвестный, – и запоминай, иначе я приду опять, где бы ты не находился.
От ужаса, охватившего его, князь хотел бы забиться в кровать глубже, но это было так же невозможно, как и достать пистолет.
– Минувшей ночью герцог д'Окр что-то вывез из своего замка, ты не должен ехать к нему… Груз был сложным, и при нем было много охраны. Для него даже выстроили специальную крытую повозку, в которую, помимо герцога, заглядывал только его маг.
Князь открыл рот, он хотел задать вопрос, хотя спросить что-то у этой фигуры было так же трудно, и даже нелепо, как спрашивать что-либо у волн моря или у самой смерти… И тем не менее, это ему удалось.
– Кто же грузил его?.. В крытую повозку?..
Темная фигура отшатнулась, и одновременно рапира, которая и так уже поцарапала горло князю между ключицами до крови, прижалась сильнее, значит, как-то очень отдаленно, словно бы и не он это придумал, этот некто в темноте опасается его, князя Диодора Полотича Ружеского! Это было открытие… Но и после него легче князю не стало, его подчиненность неизвестному посетителю ничуть не уменьшилась.
– Ты еще и говоришь… Грузили самые приближенные слуги герцога, но это неважно… Про его магические способности – ерунда, всем известно, что он не маг. Потому и истратил столько монет на волшебников.
Фигура стала чуть-чуть удаляться, вернее, таяла во тьме. Ужас от этого не стал меньше, дрожь прошла по телу князя, он и хотел бы остановить ее, и не мог этого добиться, тело предавало его, как и пистолет, который оставался под подушкой…
– Он погрузил магическую машину, которая управляет всем… в королевстве. Но из его дворца отсюда, из герцогства, она управляет хуже, чем может делать то же из Парса… Поэтому он везет ее в столицу. Ты понял?
Князь, как это ни нелепо звучит, устал от этой фигуры, устал бороться с собой, чтобы хоть что-то сделать, или хотя бы попробовать… Он снова закрыл глаза, острия у его горла не было, дверь тихо скрипнула, когда незнакомец уходил, переплет окна по-прежнему сильно и звонко бился от ветра… И все кончилось. Вернее, кончилась ночь.
Диодор открыл глаза, за вторую половину ночи, уже после посещения его комнаты… призраком, он все же сумел уснуть по-настоящему. Вот только голова у него раскалывалась, будто в нее набухали расплавленного свинца, или хуже – как будто его мозги испекли, даже на тяжкий и неверный зимний рассвет, каким бы слабым он ни был, смотреть было больно. И руки у князя дрожали, как у старого алкоголика, и ноги приходилось переставлять едва ли не усилием воли, потому что сами они не жалали сделать ни шагу.
И все же, князь понял, что все для него завершилось благополучно – он был жив, его не убили. И более того – ему сообщили такие сведенья, которые он сам никак не рассчитывал получить. Даже если бы он приехал в герцогский замок, если бы и нашел кого-нибудь, кто его недолюбливал и потому был склонен выложить про него все, что знал, вероятно, он не узнал бы ничего про герцога… А было ли это на самом деле?
Он исследовал замок в его комнату, открыть его было бы просто, но он оказался закрытым. А это значило… Нет, все же и закрыть его, может быть, было возможно для того, кто предстал пред ним в таком фантомном обличье ночью. Тогда Диодор ощупал горло, и на нем определенно имелись свежие, еще даже не вполне затянувшиеся царапины, значит, ночной призрак все же был, ему ничего не привиделось. Хотя и жаль было, что он не сумел дотянуться до пистолета. Ведь можно было стрелять в ногу, хотя, вернее всего, следовало бы стрелять в плечо, чтобы сразу выбить шпагу у противника,.. кем бы он ни был.
Толстая хозяйка таверны и ее забитый подручный поднялись еще раньше князя, она даже буркнула на своем неразборчивом наречии, что так спать в дороге – попусту время терять. И сидя за столом, пытаясь впихнуть в себя вчерашнюю кашу, которая казалась ему накануне такой вкусной, князь присмотрелся к ней.
Утром она была какая-то другая. Все такая же толстая, в утреннем свете даже еще старше, чем ему вчера показалась, привычно неопрятная, неприбранная, в пышных, чрезмерных юбках, но… Другая все же. И лицо у нее было чуть другим, более жирным, с нечистой кожей, с чуть другой прической, чем ему казалось прежде… И она так же, как и граф, как и сам князь, все время терла пухлой рукой лоб, и морщилась от малейшего звука, даже от звука наливаемого в оловянные стаканчики вина, которое граф пил сморщившись, а сам князь так обильно разбавлял мутноватой водой, что там и вина к концу завтрака почти не осталось.
– Сегодня, – сказал князь, причем голос и сами слова его не слишком-то слушались, произносились не намного выразительней, чем у хозяйки, – далее не поедем. Мы возвращаемся, граф.
– Вот те на! – удивился Семпер. – Скакали же на юг, и вдруг… Что-то случилось? – спросил он, пристально вглядываясь в князя.
Но князь не стал ему ничего рассказывать о ночном своем посетителе. Он промолчал весь день, что они скакали по дороге в Парс. И хотя и он, и граф старались изо всех сил, проехали в тот день они до сожаления немного, едва поболее тридцати верст, что для обоих коней и для их ездоков было куда как мало, вполовину меньше, чем князь хотел бы… С таким темпом добраться до столицы и тем паче – догнать герцогский обоз, нечего было и надеяться.
А жалко, что так-то они ослабели и едва ли не растерялись. Подсмотреть, что же волок герцог в столицу, на дороге было бы легче. В Парсе узнать, что привез герцог, если призрак сказал правду, и что-то туда было привезено, будет вовсе невозможно, думал князь Диодор. И потому пробовал погонять своего Самвела, как и тащить за собой графа… Но это оказалось бесполезно, ехать быстрее, чем тем, первым после ночевки в «Петухе и кабане» днем они смогли лишь когда до Парса оставался всего один переход верст в сорок, не раньше. Они опоздали, они не сумели догнать герцогский обоз, и с этим ничего поделать было уже невозможно.
25
День стоял такой солнечный, что князь даже шляпу натянул поглубже, чтобы глаза спрятать, когда они проехали последнюю заставу. Миновав городских стражников, он обернулся к графу Семперу:
– Теперь-то я, граф, доберусь, пожалуй, можем и расстаться здесь.
– Нет, князь, – он все же выучился говорить это обращение почти правильно, – я уж лучше доеду с тобой до того отеля, где вы, имперцы, обитаете. И мне будет спокойнее, и дело будет доведено до конца.
– Что значит – до конца? – полюбопытствовал князь.