Князь Мещерский
Шрифт:
– Не фронтовики, – дополнил я.
– Именно! – кивнул Миша. – На фронтах не бывали, в медсанбатах не служили. Операции готовят не спеша, рисковать не любят. Не все, конечно, такие, но осторожных хватает. А ведь есть случаи, когда медлить нельзя. Вчера двое раненых умерли – не дождались операции, хотя спасти их было можно, – он вздохнул.
– Договорились! – кивнул я. – Проведем серию показательных операций, пригласим на них ваших хирургов. Оперировать будем поочередно: сначала ты мне ассистируешь, потом я тебе. Пусть смотрят и учатся.
– Спасибо! – обрадовался Миша. – Когда приступим?
– Послезавтра. Чего зря тянуть?
– Я скажу об этом начальнику госпиталя, пусть даст команду. Приготовим раненых и операционную. К какому времени тебя ждать?
– К
На том и порешили. В восемь тридцать я вышел из дома и сел в коляску, поданную Игнатом. Стоял не по осеннему ясный день, и я решил не поднимать верх – не то едешь, как в конуре. Игнат тронул лошадь. Полицейский у ворот выскочил из будки и отдал мне честь. Я в ответ кивнул. Хорошая служба у городового! Ночь сидит в будке, коротая время за чаем с булками, которыми его снабжает сердобольная кухарка. И не только булками. Встает Агафья чуть свет, разжигает плиту и начинает кошеварить. Сварив кашу, зовет городового. В представлении Агафьи человека, дежурившего ночь в будке, следует непременно накормить. Городовой, естественно, не отказывается. Каша у Агафьи вкусная, булки с пылу-жару – тем более. Не думаю, что жена полицейского его так кормит. Городовой доволен, ну, а мне все равно. Убийцы заберутся ко мне в дом? «Не верю!» – как говорил Станиславский. Слишком сложно. На улице? За мной ездит коляска с филерами. Думаю, Смирнов похлопотал – сильно тревожился. Почему я решил, что это филеры, а не, скажем, убийцы? Ведут себя соответственно. Проводив меня, скажем, до Кремля, терпеливо ждут возвращения. Никакой убийца не станет так светиться на охраняемой территории. Кремлевские жандармы мигом проверят: кто это на Красной площади маячит? Уверен, что уже проверили. Раз продолжают за мной ездить – охрана. Хотя «браунинг» все равно ношу с патроном в стволе – береженого бог бережет. Вот и сейчас он таится в кармане шинели: выхватить – один миг.
Коляска выехала из ворот и повернула налево по направлению к Красной площади. Проедем мимо Кремля, затем по Большому Москворецкому мосту, а там и до госпиталя рукой подать. Я с удовольствием смотрел на проплывавшие мимо здания. Район здесь престижный, дома красивые. Многие с колоннами и наружным декором. В моем мире таких не было или же их снесли. Москва много раз перестраивалась – столица…
Внезапно взгляд остановился на едущей навстречу коляске. Что-то в ней было не так. Так, верх коляски поднят, пассажиров не рассмотреть, хотя они есть – силуэты угадываются. Что же меня насторожило? Приглядевшись, я понял. Кучер! Он вел себя странно. Не сидел, как обычно, вальяжно на облучке, а застыл столбом, при этом старательно отводил взгляд в сторону. Как будто встретил знакомого, с которым не желает иметь дел. С кем, интересно? Со мной? Я вижу этого человека впервые. С Игнатом? Чем мой кучер ему насолил? Странно. Интуиция заверещала о тревоге. Я почувствовал, как похолодела спина. Рука скользнула в карман шинели и сжала рукоять «браунинга». Я выхватил пистолет и вскинул его, взяв на прицел приблизившуюся коляску. Если ошибся, ничего страшного – извинюсь. Но ошибки не случилось. Силуэты в коляски стали отчетливыми, проявились лица, блеснуло металлом оружие.
Стрелять мы начали одновременно. Над головой свистнули пули, слетела с головы сбитая одной из них фуражка, вскрикнув, свалился с облучка Игнат. Суки! Банг! Банг! Банг! В едущем навстречу экипаже исчезло одно из лиц, но второй террорист продолжил стрелять. Я отчетливо различал вспышки на кончике ствола его пистолета. Да что ж ты не уймешься, сволочь! У меня патронов в магазине осталось два, перезарядить не успею. По левой ладони, поддерживавшей рукоять «браунинга», будто палкой хватили, рука упала вниз. Попал, гад! Ничего, я и с правой… Банг! Удар в грудь, темнота…
В госпиталь Михаил пришел к восьми: следовало проверить, все ли готово? Облачившись в белый халат и шапочку, он осмотрел вымытую и продезинфицированную операционную, окинул взглядом подготовленные лекарства и инструмент, прикрытый чистой, вываренной в кипятке холстиной. Поднимать ее не стал – незачем нарушать
Первые из них стали подходить. Пришла и Лиза. Михаил поздоровался с ней сухо. На людях они старались не выказывать чувств, хотя в госпитале знали о предстоящей свадьбе – такого не скроешь. Это, к слову, тоже являлось причиной зависти. Такую красавицу молодой хирург в жены берет, да еще богатую! Подошли и другие сестры. Вроде, все.
– Итак, господа! – объявил Михаил, глянув на часы. – Через пять минут подъедет Валериан Витольдович. – Первым будем оперировать раненого с проникающим ранением грудной клетки. Затем…
Он не договорил.
– Ваше высокородие! – в предоперационную влетел взъерошенный санитар. – Там генерала привезли! Раненого! Без сознания.
– Какого генерала? – удивился Михаил.
– Князь, говорят. Этот… Как его… Мещерский.
– Что?! – Михаил на мгновение потерял самообладание, но тут же пришел в себя. – Сюда несите! Живо!
Санитар исчез. Операционная бригада не успела обменяться взглядами, как два санитара втащили в предоперационную носилки и поставили их на пол. Михаил склонился над раненым. Друга было не узнать. Серое от отхлынувшей крови лицо, кровь на губах и подбородке засохла коростой, через которую с трудом пробиваются пузыри. Дышит… Мундир на груди влажный от крови. Михаил наложил пальцы на шейную артерию. Пульс частый, нитевидный. Плохо, очень плохо.
– Немедленно в операционную! – приказал, выпрямившись. – Мундир разрезать, рану затампонировать. Готовьте кровь, он ее много потерял. Вторая группа. Обязательно проверить на совместимость. Оперируя я. Мне ассистируют Илья Савич и Елизавета Давидовна. Быстро! – рявкнул, заметив растерянные лица коллег.
В другой ситуации Михаил никогда не позволил бы себе кричать на коллег, но сейчас он ощущал себя начальником медсанбата. Крик помог. Люди засуетились, разбежались по делам, князя унесли в операционную. Михаил с отобранной бригадой прошли к умывальникам, где все трое, засучив рукава, стали мыть руки.
– Откуда вы знаете группу крови князя? – спросил Гольцов, тот самый Илья Савич.
– Он демонстрировал на мне прямое переливание, – буркнул Михаил. – У нас ним группа совпадает.
– Думаете, спасем? – не угомонился Гольцов. – Плох, князь. Умрет на столе – нам не поздоровится.
– Если трусите, можете отказаться! – не сдержался Михаил. – Найду другого.
– Нет, что вы?! – поспешил коллега. – Я так…
Подскочившая сестра помогла им омыть руки спиртом. От перчаток Михаил отказался – без них пальцы лучше чувствуют, но Гольцов и Лиза надели. Подняв руки вверх, все трое прошли в операционную. Князя уже освободили от мундира и белья, он лежал, прикрытый до груди простыней. Михаил заметил, как из свесившейся со стола ладони капает кровь. Еще рана, которую он не заметил сгоряча. Но это пустяк по сравнению с пробитым легким. И, если судить по алому цвету крови на тампоне, задета артерия.
– Камфору!
Лиза подала ему шприц. С трудом найдя вену под локтевым сгибом раненого, Михаил ввел лекарство.
– Усыплять? – спросил Гольцев.
– Некогда, да и не нужно. Он не очнется.
– Уверены? Ведь умрет от болевого шока.
«Не фронтовик вы, – хотел сказать Михаил. – Не служили в медсанбате». В последний миг он сдержался и промолчал – не время ссориться с коллегой. Просто кивнул.
Сестра внесла в операционную стойку с прикрепленной сверху банкой крови, поставил ее у стола. Лиза ловко ввела иглу в вену раненого. Михаил снял тампон, наклонился над раной, затем протянул руку.