Князь-пират. Гроза Русского моря
Шрифт:
Иван подозвал кормчего, приказал:
— Правь на первого, будем брать его. А второй пусть убегает, мы не жадные!
Тот уловил усмешку в голосе Ивана, поддержал шуткой:
— Мы такие щедрые, что становится не по себе!
Иван крепко держался за борт и внимательно наблюдал за купеческим судном. Вот оно ближе, ближе… Может, дать команду подниматься бродникам? Нет, еще чуть-чуть, тогда и рявкнем на страх врагам!
Толстый человек на торгаше помахал рукой, улыбнулся. Иван ответил тем же. Какой бесстрашный, идем рядом, а ему хоть бы хны! Видно, не подозревает
И когда поплыли совсем рядом, Иван дал команду. Бродники, как обычно, вскочили на ноги и, потрясая оружием, заорали во все луженые глотки.
Но тут произошло невероятное. На соседнем судне тоже вскочили вооруженные люди и так же громко, устрашающе закричали. И почти тут же такой же устрашающий крик раздался с другой стороны корабля. Иван оглянулся. Оказывается, пока он наблюдал за одним судном, второе обошло его с другого борта, на нем были тоже пираты. Он со своими людьми был взят в клещи. Кошка превратилась в мышь, охотник стал жертвой.
А дальше происходило как в кошмарном сне. В борт судна вцепились железные кошки, он был подтянут к обоим судам, и морские разбойники перескочили на палубу. Их было так много, что сопротивление было бесполезно, и бродники побросали оружие.
— Кто у вас главарь? — спросил толстый человек, который только что махал Ивану рукой.
— Я старшина, — выступил вперед Иван.
— Очень хорошо, — толстяк нагло ухмыльнулся и встал перед ним. — Значит, решил поохотиться и сам угодил в капкан? Не от большого ума! И что ты намерен делать?
— Принять смерть, — глядя в глаза главарю, ответил Иван.
— Похвально. А это кто рядом с тобой? Любовница?
— Нет, жена.
— Ну что ж, людей твоих я заберу себе, а тебе определяю место на дне моря.
— Я — князь, и должен принять смерть как воин — от меча!
— Князь, говоришь? Это интересно. А как же ты здесь оказался?
— Долго рассказывать. Да и ты не священник, чтобы исповедоваться.
— А ты коротко расскажи. Как говорят, в двух словах.
— Правил я в Галицком княжестве, а дядя меня прогнал.
— Ишь ты — дядя! Хорош, видно, гусь, твой дядя, раз такого молодца сумел обойти! А не хотелось бы тебе с ним посчитаться?
— Еще как!
— Тогда вот что. Много на своем веку я поубивал людей… А что если для разнообразия помилую тебя и подарю жизнь? Чтобы ты вернулся в свое княжество и предал лютой казни обидчика. А, как я, хорошо придумал? — обратился он к своим соратникам.
Те ответили дружным ревом.
— Сейчас подойдем поближе к берегу, спустим лодку и высадим вас в пустынном месте. Но вы не отчаивайтесь. Если идти вдоль моря на восход, потом по Днепру, то через пару-тройку дней попадете в русский порт Олешье. Городок купеческий, примут вас, я думаю, хорошо. А оттуда на Русь доберетесь. Но драгоценности ваши я заберу.
Когда Иван и Агриппина остались одни на берегу, она произнесла, провожая взглядом удаляющуюся лодку:
— Вор у вора дубинку украл.
И, помолчав, Ивану:
— Опять, супруг мой дорогой, у нас ничего нет. Как жить дальше будем?
Иван подумал, ответил:
— Слышал я еще в Галиче, что правит в Новгород-Северском
IX
Когда Святослава Ольговича новгородцы вторично изгнали из города (опять из-за жалостливого и всепрощающего характера рассорился с вече), он не поехал сразу в свое княжество, а завернул в Киев, чтобы на какое-то время отсрочить встречу с женой, а также полюбоваться на храмы, вид которых вызывал у него восторг и умиление. Что касается жены, бывшей половецкой княжны, то он знал ее вздорный и сварливый характер, что она не упустит случая обвинить его в бездарности и неспособности к государственному управлению, а это слышать из ее уст было тягостно и больно.
Но прежде чем погулять по Киеву, он завернул на один из рынков. Младший сын Василий наказывал ему новые штаны византийской работы, в которых бы он, шестнадцатилетний парень, смог выйти в хоровод. Такие он нашел довольно быстро, взял в руки, повертел перед глазами, стал прикидывать на себе.
Рядом услышал короткий смешок. Оглянулся и увидел молодую женщину, по одежде, скорее всего, боярыню, которая искоса с улыбкой наблюдала за ним.
— Все равно не налезут, — сказала она.
Ей, наверно, было лет двадцать пять, лицо чистое, с каким-то детским выражением, а волосы густые, заплетены в две косы — значит замужняя.
Святослав, всегда стеснявшийся женского общества, внезапно осмелел и даже решился на шутку.
— Если вставить клинышки здесь и здесь…
Лицо его загорелось весельем.
Она картинно округлила глаза, спросила озадаченно:
— Разве нет таких же у других продавцов?
— Все обошел, нет больше! — нарочито сокрушенно произнес он.
И тогда она поняла, что это шутка, и засмеялась тихим, милым смешком.
— Ловко у тебя это получилось, — похвалила она его.
Жена, надменная и кичливая, никогда похвальных слов ему не говорила, и ему было приятно услышать такое из уст незнакомки.
Разговор был закончен, и она уходила. И ему вдруг стало мучительно жалко, что она скроется сейчас в толпе и исчезнет навсегда из его жизни, такая нежная и чуткая, с коротким смешком и доверчивыми глазами. И он, человек женатый, всегда избегавший ухаживаний и всегда брезгливо относившийся к ветреным мужчинам, внезапно набрался храбрости и проговорил торопливо:
— Я здесь проездом, хотелось бы посмотреть на храмы. Не найдется ли у тебя времени пройтись со мной? Я, право, буду вести себя подобающим образом.
— А я и не сомневаюсь, — с улыбкой ответила она, вглядываясь в его лицо. — По тебе сразу видно, ни на что дурное ты не способен.
И он ее глазами увидел себя, высокого, светловолосого, в богато вышитой рубашке из тончайшей византийской материи, подпоясанной кожаным поясом с замысловатой пряжкой и узорными бляшками, в узорчатых штанах, заправленных в красные сапоги с загнутыми носками, унизанные жемчугом. И возраст его, почти сорок лет, внушал доверие: не какой-нибудь там шестнадцатилетний юнец, от которого можно ждать всякого!