Князь Рус
Шрифт:
Рус сказал громко:
– Мы бьемся за эти земли. Они достанутся победителю. Для этого надо лишь голову врага насадить на этот кол. Сражаемся сто на сто человек… моих можешь пересчитать прямо сейчас. Тот, кто переступит черту из этого поля, – считается убитым. Если же из зрителей прибежит на помощь хоть один иудей – то иудеи теряют эти земли сразу. Еще до окончания боя… Если же кто-то из моих людей не вытерпит за чертой и бросится в бой – мы сегодня же садимся на коней и уезжаем дальше на север.
За чертой поля закричали, в воздух поднялся
Соломон наклонил голову:
– Да будет так.
– Клятва скреплена?
– Мы обязуемся выполнить все, – сказал Соломон мертвым голосом. Он пошатнулся, но Рус поддерживать не стал. – Мы все выполним… но выполните и вы.
– Да будет мне порукой Перун, – сказал Рус громовым голосом. – Да уничтожит он меня и весь род мой, ежели я нарушу договор! Или если кто из моих людей поведет себя недостойно. Да не будет у нас потомства!
Страшные слова прогремели над полем, пригнули головы русов у черты поля. Мертвая тишина нависла над всеми, никто не смел шелохнуться. Клятва страшна, ибо нарушить ее легко, а наказание самое страшное, какое только можно измыслить.
Оставить род без потомства!
Рус повернулся, взмахнул рукой. Буська гордо проехал на коне, на поясе у него был окованный серебром рог Баюна. По взмаху Руса он торопливо сорвал рог и поднес к губам.
Хриплый могучий звук разнесся над полем, будоража сердца и заставляя кровь быстрее струиться по жилам. Буська поднес рог к губам второй раз, и от боевого рева кровь начала вскипать, а руки сами дергались, нащупывая рукояти мечей, топоров, ножей.
Буська третий раз вскинул рог, и под его призыв скифы нестройной толпой двинулись на ратное поле. Легко перепрыгивали камни, на поле выходили вразвалку, посмеиваясь. Солнце медленно поднималось по чистому синему небу, воздух был холодный, прозрачный, чистый как родниковая вода. Даже утоптанная множеством ног трава упрямо зеленела, но вбитые в землю стебли уже почернели под ударами ночных морозов.
Скупые лучи заиграли на могучих голых плечах и руках русов. Они подошли ближе, и Рус ощутил справа и слева горячее дыхание. Мужчины с удовольствием вдыхали чистый воздух, глаза блестели у каждого, сердце начинало стучать чаще в предвкушении грозного веселья мужчин: яростной схватки, лязга металла, криков ярости и страха и самого сладострастного чувства, когда твой боевой топор врубается в плоть врага, разбрызгивает теплую кровь!
Со стороны иудеев донесся одинокий крик. Взвился и утонул, как лягушка в болоте, но следом пошел ропот, головы иудеев поворачивались в одном направлении. С их стороны кричали громче и громче. Наконец и Соломон услышал, растерянно оглянулся.
Рус видел, как покрасневшие глаза старого волхва стали широкими, как блюдца. Он ахнул, потер кулаками глаза, те в самом деле слезились, будто смотрел на солнце, снова уставился неверящими глазами. Нижняя челюсть отвисла.
Рус сказал нетерпеливо:
– Что-то не так?
Соломон
– Наши протестуют. Честно надо, честно!
Рус ощутил, как горячая кровь бросилась в лицо. Пальцы непроизвольно сжались на рукояти меча, словно это было горло ненавистного иудея. Страшным голосом спросил:
– Меня подозревают в нечестности?
Соломон повернулся уже с готовым ответом. Отступил на шаг, повел головой по сторонам, словно ища норку, куда бы спрятаться.
– Доблестный вождь… возможно, ты сам этого не знал.
– Чего?
– Наши наблюдатели требуют убрать из твоего отряда… женщину.
Рус проследил за его взглядом, медленно повернулся. Моряна-богатырка стояла в переднем ряду. В ее руках был ее огромный топор, о котором ходили легенды. Лицо ее было суровым и решительным. Только она осталась в безрукавке, правда – с расшнурованными краями, живот ее был плоским и с проступающими валиками мускулов. Правда, укрытыми сверху тонким слоем того, что Моряна упорно отказывалась признавать женским жирком. Ее голые плечи вызывающе блестели под скупым солнцем. Портки так же, как у всех, поблескивали потертой кожей. На широком поясе висели два ножа, голые ноги были в сапогах на толстой подошве.
– Моряну? – удивился Рус. – Вы боитесь ее больше, чем мужчин?.. Впрочем, это не зря.
Соломон уже совладал с собой, сказал угрюмо:
– Это против правил.
– Почему?
– Она женщина.
– Она воин, – возразил Рус. – Это у вас женщины – тупые овцы. Сидят и ждут, когда их возьмут замуж. А наши женщины могут все, что и мужчины. Иногда и больше.
Соломон покачал головой:
– Да, но вам сражаться с нашими. А воины нашего народа не смогут поднять меч на женщину.
– Вера такая? – не понял Рус.
– Не то чтобы вера… убивали и женщин, и детей, и коз, рубили сады, но мы за эти годы растеряли нашу древнюю жажду крови. Теперь нам будет трудно всадить копье в женщину, ударить ее топором…
Рус раскрыл уже рот, чтобы возразить, так им и надо, он не обязан подлаживаться под противников, но увидел их лица, оглянулся на своих, рассердился. Не для простой победы в бою живет человек, а для победы чести. Если иудеи страшатся драться с людьми, среди которых женщина, он уберет эту женщину. Только бы не сказали, что он воспользовался хоть каким-то преимуществом!
– Моряна, – позвал он. – Тебе придется отложить топор.
Она насторожилась:
– Что стряслось?
– Наши противники страшатся тебя. Ты для них вроде грозовой тучи, что развеет всех молниями. Они не соглашаются на схватку за земли. Прошу тебя, выйди за края поля.
Ее лицо вспыхнуло, пошло красными пятнами. Губы стали тонкими, а рот стал похож на железный капкан на зверя.
– Я должна сидеть и смотреть?
Он развел руками:
– Тебя боятся больше, чем меня! И даже больше, чем всех нас. Подозревают, что ты – сама богиня Табити.