Князь Русской Америки. Д. П. Максутов
Шрифт:
скому астроному американский епископ доводится двоюродным братом.
К приведенным сведениям о прямых потомках Главного правителя Русской Америки уместным будет сделать некоторые добавления касательно других отдаленных родственников князя Д. Максутова
В романе В. Пикуля «Каторга» автор очень давно встретил фамилию Максутов. Этот персонаж, слабовольный князь из сахалинских каторжников, был наделен писателем своей судьбой. Автору первоначально показалось, что романист, не раз вольно обращавшийся с отечественной историей, просто выхватил из большого рода Максутовых «бесхозную» биографию. Но не так все оказалось просто. О каторжнике Павле Максутове упоминает М. Розанов в изданной в США книге «Соловецкий концлагерь в монастыре. 1922—1939.
К этому фрагменту есть примечание, дескать, не этого ли Максутова, только Дмитрия Петровича, могли встречать в 1924 г. в Петрограде, на Шпалерной, а в 1925 г. на Соловках. Или это разные лица, но родственники? «Соловецкий» князь был громадного роста и, гуляя по камере, плакал и говорил сам с собой. Он был морским офицером, потом перешел в Преображенский полк и по возрасту и по чину вполне мог быть этим «Павлом».
Автор считает, что Павел и Дмитрий — разные люди. В роду Максутовых был единственный морской офицер, перешедший в гвардейскую пехоту, — Дмитрий Петрович, племянник последнего Главного
правителя. Рожденный в 1873 г., он был сыном Петра Петровича, младшего брата Дмитрия Петровича, действительного статского советника. Того самого, который обосновался в Трофимовке Пензенской губернии. Он окончил Морское училище в 1893 г., чин мичмана получил в 1893 г., а в 1898 г. был лейтенантом и служил в 18-м флотском экипаже по крайней мере до Русско-японской войны. Согласно послужному списку, лейтенант Максутов Дмитрий Петрович в октябре 1903 г. был утвержден командиром 1-й роты эскадренного броненосца «Бородино», а в феврале 1904 г. назначен «делопроизводителем инспекторского смотра военно-исправительной тюрьмы Морского ведомства и командам, находящимся на Адмиралтейском Ижорском заводе».
Потом морской офицер ушел с флота, счастливо женился на княжне Полине Оболенской и дослужился до чина полковника лейб-гвардии Преображенского полка. Советский лагерь и ссылка стали сравнительно мягким наказанием этому Д. Максутову за то, что он был царским офицером. Даже не белым. Этот Дмитрий Петрович дожил до 1942 г.1
Необходимо при случае «атрибутировать» Павла Максутова — князя-каторжанина, чтобы не бросать тень на весь княжеский род. Но это выходит за рамки авторской задачи.
Находятся Максутовы, которых автор не может отнести к потомкам последнего Главного правителя Русской Америки. Так, мемуарист В. Гранитов, рассказывая о действиях Русского корпуса во время Второй мировой войны (II Великой Войны) на Балканах против сербских партизан, упоминает некого князя Максутова, воевавшего в юнкерской роте в декабре 1941 г. Русские юнкера убили в честном бою известного сербского партизана Вука (Волка). Воевать на стороне немцев — какая-то черная неблагодарность в отношении сербов, приютивших русских после изгнания из России в 1920 г.
Дальнейшее исследование биографии многочисленных потомков последнего Главного правителя Русской Америки, князя Дмитрия Максутова, живущих в России и в
го повествования. Эту честь следует уступить генеалогическим обществам.
Как видим, длительное время Максутовы по разным берегам океанов вынуждены были не только не общаться, но даже не вспоминать друг о друге. Реалии нынешнего века, казалось бы, позволяют восстановить единство разделенным семьям, ветвям некогда славных российских родов. Но для собирания семей нужно время не меньшее, чем для собирания земель, нужна общность исторической судьбы. Насколько были бы счастливее все Максутовы, если бы рок не разбросал их по свету без права переписки. Насколько была бы сильнее от этого Россия.
ПРОЩАЙ, АМЕРИКА?
На первый взгляд кажется, что Русская Америка — очень далекая земля и очень далекое прошлое. Аляска, пробыв некоторое время землей русского владения, не закрепилась в русском менталитете как Отчизна. Американский Юкон так и не стал великой русской рекой. Он проиграл соревнование с Амуром. Скорбь наших современников по утраченной Аляске контрпродуктивна. Не стоит спешить закрывать американскую страницу русской истории. Россия покинула Америку, оставив хорошее наследство континенту и выне-ся кое-какой опыт для себя. Раз придя на американский континент, русские уже не смогли его оставить.
Прежде всего, в Америке навсегда закрепилось православие. В конце Прошлого века в Кадьякской семинарии вопрос «Когда алеуты приняли православие?» считается уже некорректным. Любой священник на Аляске скажет, что алеуты были православными всегда. Глубоко прав Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, заметивший: «Православие не несло само по себе русификации. Сохраняя свою культуру в Прибалтике, Финляндии, в Сибири и в Америке — народы сохраняли свою самобытность, становясь православными». Православные епархии континентальной части Соединенных Штатов становились центром культурной кристаллизации эмигрантов из Европы: и русских, и украинцев, и греков, и сербов.
Из всех российских институтов только православная церковь, подчиненная Святейшему синоду, выиграла от уступки колоний в Америке. И выиграла именно потому, что приходы православной
церкви не уступили. В сравнении с многовековым опытом выживания церкви, опыт частной компании остался практически обесцененным в новых условиях капиталистической мировой конкуренции.
Церковь, точнее сказать, первая православная миссия в Америке тоже первоначально делала ошибки в новообретенных землях, но сумела скорректировать курс. Опыта первой православной миссии в Америке для церковного управления было достаточно, чтобы не повторять ошибок впредь. Все просто — найди взаимопонимание с компанейскими, не перегибай палку в миссионерстве, как иеромонах Ювеналий. Этот бывший горный офицер был зверски убит своей перспективной паствой. И православная церковь не приравняла его духовный подвиг к подвижничеству легендарного проповедника Кук-ши, крестившего вятичей на заре русского христианства. Напротив, канонизированы были тихие миссионеры Герман и Иннокентий.
К концу пребывания русских на Аляске между церковью и администрацией была достигнута полная гармония. Отчасти потому, что на место барановской вольницы пришли относительно социализированные чиновники и промышленные, не терявшие голову от несусветных барышей. Да и барыши поуменьшились. Отчасти потому, что масштабная миссионерская деятельность была свернута. Лишь одиночки-подвижники в рясе отваживались забираться в глубинные районы Аляски.
В самом начале XIX в. Синод вообще было отказался окормлять американскую паству. Дескать, обойдутся заезжими корабельными священниками. Да и церковные кадры не особенно стремились на Аляску; лучше уж в солдаты. К 1811 г. вообще закрыли Американскую епископальную кафедру и перевели дела миссии в Иркутск.