Князь Стародубский

Лист Банный

— Я все же сомневаюсь. Зачем нам новая усадьба? Расходы, а серебро не бесконечное.

— Та усадьба строена для отдыха. Нужна для жизни, — не соглашался Дружина.

— Ну так давай на старом месте отстроимся. И работы меньше.

— Место плохое, оборонять трудно. Нужно на Белой горе ставить.

— Да кому мы тут нужны, в нашей глуши? Если только разбойники заявятся, ну так мы их и с нашими силами враз скрутим.

— Всегда найдутся те, кто захочет тебя ограбить, — пробурчал старый, — и они могут найти способ, как это сделать.

— Все серебро, что удалось выпросить у Великого князя, уйдет на новую усадьбу. И еще остатки своего отдадим.

А ведь приедут переселенцы, им помогать нужно, пока хозяйство не поднимут. Может подождем?

— Подождем, а потом придут доброхоты и возьмут голыми руками.

Вот же чёрт упрямый! Вроде бы последним норманном в его роду был прадед, но шведское упрямство продолжало передаваться из поколения в поколение.

— Как думаешь, хватит запасов, что закупили? Вроде бы взяли все, что хотели, но потом как бы у Третьяка Малыгина не пришлось втридорога брать. — Перевел я разговор на другую тему.

— Гадёныш этот новгородец. Что ты, княжич, с ним дела имеешь? Молодость, конечно, к молодости тянется, но не надежный он. Наведет своих ушкуйников, новгородских, на нас. Нужна крепкая усадьба.

Вот же ж!

— У него товар самый дешёвый и качество хорошее.

— Не нравится он мне, Олаф. Мои предки были пиратами, а многих повидал из них и сам. Третьяк из таких.

Купец этот три года приплывал к нам после сбора урожая и вел торг. Были и другие, но мельче и жаднее. Малыгин тоже не ангел, но торговал весело, не ходил хмурым, не цедил сквозь губу, как некоторые, так что с ним старались вести дела и смерды и княжьи люди. Отец как раз стал привлекать меня к делам, посчитав, что я уже достаточно вырос, когда новгородец приплыл к нам в первый раз. Молодой, дерзкий, насмешливый и независимый, он сразу пришелся мне по нраву.

В усадьбе была молодежь, разная по положению и состоянию, но они были … другие, что ли? В той или иной степени, эти ребята, лично свободные, все равно находились в зависимости сначала от отца, а теперь и от меня. Смысл их существования был в служении князю. Это давало им положение, богатство и власть. А купец служил сам себе, зависел только от своей удачи и таланта и, в глубине души, плевать хотел на каждого князя по отдельности и на всех вместе взятых.

— Кузницу бы нам, на погосте или при усадьбе- продолжил Дружина, — возить железо, поломанное, в Стародуб не дело. Жаль нет руды в наших местах. Свое железо очень нужно. Да и лес сводить под пашни станем, угля нажечь можно. Я узнал, старший сын переселенца из-под Выри, подручным у кузнеца работал, в деле понимает. Сварить треснувшую косу, или выковать подкову умеет. Да и печь сложить для криц может. А сыновья старосты из деревни Иванков луг нанимаются в Дебри, к углежогам. И с погоста Новый Листвен некоторые смерды там же подрабатывают. Всяко углежогные ямы сделают.

— А кто еще, из ремесленников? — Заинтересовался я.

— Из тех, кто с нами — никого. А в городе гончар из Хоробора подходил да бочар из Всеволожа. В Стародубе им не рады, своих хватает. Но что им у нас? Торга нет, а нашим не нужно, все сами делают или у купцов заезжих берут.

— Так может поселим при усадьбе?

— А смысл? У них вся семья при основном ремесле, пахари из них никакие. А нам много горшков да бочек не нужно. Да и купцам не продашь, такого добра везде полно. Нет, пусть в другом месте устраиваются, кормить их задаром …

Кнутович поерзал на сене, устраиваясь поудобнее.

— Поздно выехали. Суеты много. До погоста Банец можем не успеть до темна. В лесу ночевать не охота. Чую, ударит к ночи мороз. Надо

бы одежку потеплее новым выдать, из той, что закупили. А то и померзнуть могут. Они не привычные к нашим зимам.

— Слыхал, волки загрызли пол деревни под Стародубом?

— Меньше баб слушай, Олаф. Мальца беспутного сожрали, а не полдеревни. Заскочили, схватили зазевавшегося, пару собак задрали и в лес.

— Нам бы собак взять с собой, нужная животина.

— Собаку хорошую еще поискать, да самому вырастить. В усадьбе бестолочь одна, жрут да брешут. Не жили мы там толком. А в деревнях никто заводить их не станет. Охотников мало, кормить, опять же, требуется. Но собаки нужны, да. Я поспрашиваю у булгарских купцов. Сами то они мусульмане, не любят собачек. Зато черемисы и мордва хороших псов держат. От них щенков и привезут. Посплю я, Олаф. Вроде все хорошо, не потеряем никого, все сам проверил, не должны поломаться. Пол ночи не спал.

— Спи, старый. Я смотрю.

Дружина хмыкнул, закутался поплотнее в тулуп и повернулся на другой бок.

Вспышка!…

Я, Колесников Иван Федорович, 1970 года рождения. Бывший военный следователь, пенсионер. Родился в Ленинграде, учился в Москве, а жил по всей России, куда пошлет судьба и начальство. В 2024 году начальство послало в освобожденный от бандерлогов Киев.

Хаос, нищета и одуревшее от страха и крови население. Местные кадры были бы предпочтительнее, так как знали город и имели нужные связи. Но их или перемолотила кровавая мясорубка войны, или они были редкой сволочью. Попадались такие, из бывших, что даже у нас, засланных варягов, повидавших в жизни многое, остатки волос дыбом вставали. Людей не хватало катастрофически, тех, кого присылали, частенько увозили домой в цинках. Злобные нацики мстили «москалям» при любом удобном случае. Приходилось исполнять обязанности не только следователя, но и опера, и патологоанатома, и уборщика. Жили, как в осажденной крепости. Но задачи, поставленные перед нами, выполняли. Теряя коллег и здоровье. Мдя…

На Андрея Паливоду я охотился давно. Наследил он и на Донбассе, и в Херсонской области. Кровавенько так наследил. Теперь сколотил банду в Киеве. Немногочисленные информаторы доносили, что Андрюша всеми силами и доступными способами старается награбить капиталец и сваливать в Канаду, где заждалась «хероя» местная, хохлацкая община. Перспективы на родине у этого существа были не радужные. Обкладывали его медленно, но уверенно и конец бывшего «правосека» уже был виден невооруженным глазом.

Однажды, июльским вечером, на мобильник поступил вызов от другого Андрея. Этот тоже был ветераном войны с Россией, лишившимся ноги под Бахмутом. Что там у него произошло с бандеровцами — Бог весть, но теперь он ненавидел нациков всеми фибрами своей, опаленной в боях, души. А те, не зная о таких метаморфозах бывшего «побратима», доверяли инвалиду и привлекали к своим делишкам. Так что информация текла к нам хоть и не бурным, но очень, очень заметным потокам.

Встретились мы на Хмельницкого. После бегства киевлян, в городе пустовало много квартир, было из чего выбрать для конфиденциальных встреч. Когда я открыл дверь своим ключом и зашел в прихожую, то тут же уперся животом в ствол Макарова.

— Привет. — Мрачный парень, выглядевший на 20 лет старше своего возраста, спрятал пистолет в карман растянутых, спортивных штанов и похромал на кухню.

Я, не разуваясь, прошел следом, доставая из портфеля бутылку «Немирова».

— Будешь?

Андрей побухивал не по-детски.