Князь Стародубский
Шрифт:
Усадьба… Что о ней сказать. Не впечатляла. По нынешним временам, может и впрямь роскошь. Но я то видал и получше. Терем возвышался над всеми постройками. Внешняя стена глухая, со стороны двора небольшие окошки, заставленные слюдяными пластинами. В одном окошке, побольше, на третьем этаже, были даже мелкие, мутные стекла, скрепленные свинцом. Из крыши, покрытой дранкой, торчала труба. Печь явно есть, правда одна. На такое помещение… Такое себе, честное слово. Зима то здесь покруче нашей. По бокам терема, образуя прямой угол, стояли с одной стороны подсобные строения: хлев, курятник, амбар, конюшня, сенник, дровяник, с другой двухэтажный хозяйский
Вначале планировали использовать материал от старой усадьбы для строительства, частично новой. Но тут случилось интересное событие. К Дружине приехал старый приятель и побратим Ингварь, сын Бьёрга, из Киева. После Калки он …. СТОП!!! КАЛКА!!!
Меня аж подкинуло в санях. Бояре за озирались и хором спросили:
— Чего?!
— Хм… Все хорошо. Померещилось.
— А! Бывает… Зима, темное время.
КАЛКА!!! Слово-маркер. Тут же память Ростислава выдала — 4 года назад. Для русичей из Владимирской земли событие не самое важное. Ну разгроми южных князей, и что? Такое случалось и раньше. Нам же лучше. Потенциальные противники, даже враги, почти чужие люди, недостойные, ослабли, а мы то сильны! Как там Мстислав говорил: «… вот лежит варяг, а там северянин, а своя дружина цела!». Радовался, упырь. Так и нынешние. Но я то знал — скоро нашествие Батыя! Так. Срочно домой и в интернет. Надо бы разузнать поподробней. Не силен я в датах и древней истории.
Блин! Меня продолжало потряхивать, хотя я и пытался скрыть это, стараясь не беспокоить ближников. Итак, Ингварь. Ушел с Калки, живой и даже с двумя сыновьями из трех. Пораненные, но терпимо. Умудрились добраться до Переславля Русского. А там уж и домой, в Киев, довезли. Но что-то сломалось в воине. Не захотел больше в Киеве жить. Хотя новый князь зазывал, сулил многое. Снялся с всем двором и перебрался во Владимир. Там тоже были бы рады бывалому вояке. Тем более не бедному совсем. Да и воинов с собой привел два десятка, прекрасно вооруженных и на сказочных конях. А Ингварь повстречал своего приятеля, Кнутовича, бывшего в то время по кое-каким делам в столицу. пображничал с ним несколько дней и заявился ко мне.
Я поначалу не мог понять, чего он от меня хочет. По знатности боярин пусть слегка и ниже, зато по богатству то на много выше. Великий князь его на пиры зовет, к себе приблизить хочет. Зачем ему наш медвежий угол? Пусть сам, но детям и внукам отчего жизнь то портить? Но Ингварь был настойчив. В конце концов ударили по рукам. Я ему, в счет будущей службы, передаю старую усадьбу с землями вокруг. А он сам ее обиходит, сманивает переселенцев и ставит деревни. Так что дружина моя с весны будет уже не в 10 человек, во все 30! И это не мало. У отца, князя Стародубского, дружина была в 200 витязей.
Как только мы приблизились к воротам, те тут же распахнулись и обоз, не мешкая, вкатился во двор. Шум и гам, сутолока… Обычное явление, когда толпа изголодавшихся и уработавшихся мужиков возвращается домой.
— Эй! Люди добрые! — Голос Дружины запугал бы и тура во время гона. — Что сначала, баня или ужин?!
Труженики прислушались к себе и уразумели,
— Ясно. Куница, все ли готово? — Вопросил боярин.
Из кучки встречающих вышла вперед мордвинка, страшная, как моя судьба, лет 30-ти и умильно глядя на Кнутовича, часто закивала головой.
— Ну так веди смердов в повалушу, корми, все на столы ставь, славно они сегодня поработали.
Баба поклонилась и махнула рукой, приглашая следовать за собой. Гурьба мужиков не заставила себя упрашивать и дружно повалила в тепло.
— Ну а мы в баню? — Полу вопросительно, полу утвердительно обратился ко мне, сыновьям и второму боярину старый.
— Пошли, — согласился Жданович, — а то набегут ватагой, выстудят всё, изгваздают. Пока холопки отмоют и натопят по новой — уснем.
Баня у нас по-новгородски. Всласть напарившись и покувыркавшись в сугробах, мы, умиротворенные и размякшие, добрались до трапезной в тереме и отдали должное стряпне Елены и Переяславы, боярских жен, а также их помощницы — юной Вереи, 14-летней дочери Кнутовича.
— Кто готовил кашу? — Спросил я у холопки Любавы, прислуживавшей за столом.
— А чего не так? — Удивился Василий Дружинович.
— Вкусная.
— Аааа!
— Боярышня Верея готовили. — Подала голос Любава.
— Владимирович, женись на сестре — каждый день тебя так кормит будет. — Хохотнул боярич.
И тут же получил серебряной ложкой по лбу от отца.
— Ты, Василий, если дурак, то в скоморохи подайся, я тебе как отец советую. И сыт, и при деле, и скорбность не так жить мешает.
— А я чего?… — Начал то и снова получил ложкой.
— Поди прочь, в повалушу ступай, с холопами поужинаешь.
Василий хотел что-то возразить, но видя, как наливается дурной кровью лицо отца, выскочил за дверь.
— Олаф, прости дурака. Застоялся, конь породистый да лошадок под стать нету. Вот и бесится.
— Молод, это пройдет, — заметил Федор, — но в чем-то он прав, нужно искать пару князю.
— А кого? — Зло спросил Дружина. — Нам, чтобы подняться, дочь Юрия Всеволодовича нужна. Или кого-нибудь из других великих князей. Да кто же нам такую отдаст?! Можно и на Верейке моей оженить, только тогда век в говне ковыряется будем.
— Тихо, горячие финские парни. — Попытался я успокоить возбужденных бояр.
— А чего это мы финны? — Возмутился Кнутович. — В моем роду из века колдунов не было.
— Это так, присказка новгородская такая.
— А… Не слыхал.
— Ладно, бояре. Спать пойду, устал что-то. Но скажу так. — Я поочерёдно посмотрел в глаза своим ближникам. — Есть у меня план, есть цели. И что самое главное, есть возможность все очень круто поменять. Вы меня держитесь и тогда, когда-нибудь, эти самые великие князья к вам на поклон приходить будут.
Дружина и Федор изумленно переглянулись и снова вытаращились на меня.
— Не пили меду вроде… — Пробормотал Жданович.
— Я все сказал. Верьте, так и будет. Хотя, — тут я усмехнулся, — а что вам еще остается?
И пошел на выход.
«Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля…» — напевал я поутру, наряжаясь к новым свершениям. Ночь прошла не помню, как. После бани, на широкой лавке и пуховой перине, под медвежьей шкурой, обшитой изнутри шерстяной тканью … М-м-м-м. Сказка. Нос, правда, замерз. Торчал наружу. Все же не правильно живут предки. Без кочегарок, канализации и электричества. Справить нужду можно, конечно, и в бадейку, но не то, не то.