Князь Святослав II
Шрифт:
Однако Ода не собиралась сдаваться.
Видя, что барон Ульрих, получив вежливый отказ у Святослава, не отваживается больше вести речи в пользу Удона, рассерженная Ода взялась за дело сама.
Князь и барон играли в тавлеи [97] , когда Ода пошла в решительную атаку на мужа.
Разомлевший после бани и сытного обеда Святослав внимал супруге с той язвительной иронией, какая была присуща ему в часы благодушия.
– Не узнаю я тебя, муж мой. Умом ты ослаб иль чем опоил тебя Изяслав?
–
– С какой радостью готов отдать нашу единственную дочь в руки коварных родичей Гертруды. И не понимаешь того, что не на Вышеславу позарился Болеслав, а на Чернигов. Киев-то поляки уже прибрали к рукам, приберут и Чернигов. Опомнишься, князь мой, да поздно будет. В случае какой распри Болеслав твоей дочерью прикрываться будет.
[97] Тавлеи - шахматы.
– Верный слово молвит твоя жена, княже, - негромко заметил Ульрих и незаметно бросил одобряющий взгляд на Оду.
Святослав ничего не ответил, лишь небрежно скривил рот, наклонившись над доской с фигурами. Ода продолжала:
– Князь Болеслав груб, неотесан, не знает ни греческого, ни латыни. Наконец, он просто безобразен внешне…
– Удон, конечно, образованнее, - усмехнулся Святослав, - только пишет с ошибками.
– Я сомневаюсь, что Болеслав вообще умеет писать!
– с улыбкой бросила Ода.
– Болеслав, может, и не грамотней, зато меч в руке держит настолько крепко, что это не нравится ни венгерскому, ни германскому королю, - с намеком сказал Святослав.
После этой фразы Ода поняла, что в визите барона Ульриха и в ее настойчивости Святославу мерещатся происки германского короля и уже только из-за этого он не хочет выдавать свою дочь за саксонца. Но Ода, любившая Вышеславу всем сердцем, решила бороться до конца.
– Ежели умрет вдруг Изяслав и на киевском столе окажется вместо тебя Мстислав Изяславич, который по замашкам больше поляк, чем русич, то Болеслав поддержит скорее Мстислава, нежели тебя.
– Будет каркать, болтливая ворона!
– прикрикнул на Оду Святослав, пропустивший опасный ход со стороны черных.
– Я говорю неправильные вещи?
– спросила княгиня.
– «Неправильные вещи»… - передразнил Святослав.
– Живешь на Руси десять лет, до сих пор толком не уразумела наш язык!
Барон Ульрих вступился за Оду:
– Русский язык, княже, очень труден для немецкий ум…
– Тебе шах, герр Ульрих, - Святослав громко стукнул ферзем по доске, начиная атаку на черного короля.
Ода скорбно вздохнула.
– Я всегда знала, что мое мнение не интересно ни моему отцу, ни моему брату, ни моему мужу. Кто дал мужчинам это бесчеловечное право ломать женские судьбы?
– Господь Бог, - не оборачиваясь на жену, ответил Святослав.
Эти слова собравшаяся уходить Ода услышала уже возле двери. Она задержалась у порога, держась за дверную ручку, и с горечью промолвила:
– Потому что Бог тоже мужчина. Саксонские послы уехали ни с чем.
Несколько дней спустя Святослав
Прощание Вышеславы с Одой было таким слезным, что это рассердило Святослава. Князь накричал на супругу и чуть ли не силой втолкнул дочь в крытый возок.
Ода долго стояла на башне детинца, глядя на далекую размытую дождями дорогу, хотя всадники и повозки уже скрылись из глаз.
Теремные покои встретили княгиню пустотой и безмолвием. Здесь больше не зазвучит веселый голосок Вышеславы, не разольется ее задорный смех. Одиночество вдруг со страшной силой навалилось на Оду, сердце ее разрывалось от тоски.
Придя в комнату падчерицы, Ода села на стул посреди царящего там беспорядка после спешных сборов и залилась слезами. Возникшая на пороге Регелинда, не зная, чем утешить любимую госпожу, лишь тихонько притворила дверь. Увидев приближающегося Олега, служанка, сделав выразительные глаза, молча замахала на него руками и заставила повернуть обратно.
* * *
Была поздняя ночь, когда из Киева внезапно нагрянул Святослав. С ним было всего два человека: стремянной и младший дружинник. И князь, и его спутники были одеты в простую посконную одежду и темные плащи, на поясе у каждого висел меч и кинжал.
Святослав ворвался в теремные палаты словно вихрь. Он выволок из постели ничего не соображающую Оду и принялся награждать ее звучными пощечинами. Вторым же ударом Святослав разбил в кровь Оде нос. На крики княгини о помощи прибежали служанки во главе с Регелиндой, но их появление привело Святослава в еще большую ярость. Князь выхватил из-за голенища сапога плеть и бросился на служанок. Те с визгом кинулись кто куда.
Примчавшийся на шум Олег увидел страшную картину. Отец полосовал плетью свою жену, распростертую на полу спальни, приговаривая при этом что-то по-немецки. В углу невозмутимо стоял молодой дружинник со светильником в руке.
– Чего тебе?
– зло спросил Святослав, увидев сына.
– Что случилось, отец?
– растерянно пробормотал Олег.
– Лица на тебе нет.
Святослав зловеще осклабился.
– Крепко провинилась твоя мачеха, сынок, а виноватых на Руси кнутом учат. Ступай отсель, не для твоих глаз это.
Лежащая у ног Святослава Ода приподнялась и, протянув к Олегу руки, воскликнула со слезами:
– Спаси, Олег! Он убьет меня! Это за Вышеславу…
– Цыц, греховодница!
– Святослав пихнул Оду носком сапога и опять замахнулся плетью.
Олег заслонил собой мачеху.
– Остынь, отец, а уж потом наказывай, - торопливо заговорил он.
– Эдак ты глаза выхлестнешь супруге своей, и так живого места на ней не оставил.
– А ты чего путаешься не в свое дело, щенок!
– закричал Святослав.
– Убирайся с глаз моих! Всякий молокосос будет мне указывать!
Губы Олега задрожали.
– Никуда я не уйду, отец. Бей меня! Я вину Оды на себя беру.
– Ах ты, заступничек, язви тебя!
– Святослав щелкнул плетью по сапогу и отошел к окну.