Князь Угличский

Уточкин Владимир Николаевич

– Яз, государевым указом воспрещу продажу снеди за рубеж, також наглых торговых гостей упрежу, бо как цена то упадет, зачну лишку с урожаев скупать на царское дело, да заложу цепь острожков с гарнизонами от Архангельского монастыря до Астрахани с вельми большими амбарами царскими. Как глад придет, люд чорный во множестве побежит к городам за брашном, Христа ради просить. Бо мы людей тех возьмем на работы без платы, токмо за еду обильную. У нашей затеи трудников будет в избытке.

– Бог ты мой, Борис Федорович, у тебя голова - ума палата!

– Бо исчо не все. Дураков, онеже на большак выйдут, таковые найдутся

в избытке, уж верь мне, стражей будем имать и в железа на каменоломни. Камень нам завсегда пригодится! Покуда будет соделан путь до Царицына. Обмыслим, где заложить крепость сильнейшую на полудне, дабы крымского царя взять на узду. Трудников излишних с дороги определим такоже на цитадель, бо опосля трудов посадим на тех землях для пахотного дела. Како тебе задумка моя?

– Онемел яз Борис Федорович. Может лучшим чорным людям, подарим наделы пустой земли, да деньгу чуток на обустройство? Оне из кожи будут лезть заради своего куска.

– Такого на Руси не бывало, бо пахарь володел бы землею оприч высшего сословия.

– Ну как скажешь боярин.
– Не ко времени разговор, понял я.

– Онеже до голодной поры пять лет исчо, надобно тебе Димитрий в Устюжне построить железную карету с телегами, абы грузы возить по железной дороге, да заготовить сколь можно железа на ту дорогу.

– Хорошо отец мой. Надобны мне розмыслы на дело то.

– Возьмешь сколь надобно, где восхочешь моим словом. Денег яз найду покуда смогу. Одна беда железа на Руси мало. Уклад у польского короля в Свейской земле покупляем.

– Железа на Руси, как грязи, токмо достать его тяжело.
– Выдал я помимо мыслей.

– Ты об чем сказываешь-то сынок?
– Вопросил меня осторожно тесть.

– Тако весть мне была, бо за Каменным поясом железа горы лежат, да серебро, да золото, да камни драгоценные.

Годунов смотрел на меня стеклянными глазами. Внезапно покраснев, заорал:

– Онтнюже молчишь то об сем?
– Вскочил с лавки, и забегал по горнице, в бешенстве тряся руками. Очевидно, сдержать ругательства стоило ему больших трудов.

– Яз, Борис Федорович, сказываю, егда знаю твёрдо. Бысть мне видение, або есть в уральских краях железа горы, меди немерянно, золота да серебра реки, да камни самоцветные во множестве, ужо будь в надёже, бо место перстом указать не могу. Здеся, мол, копайте. Желаешь, тесть дорогой прямо сейчас начертаю тебе все земли на свете. Токмо зачем тебе то надобно?

– Все земли на свете?
– Слегка остыл Годунов.
– А и нарисуй! Желаю ведать, чего никто не ведает! А Каменный пояс яз прикажу по камушку раскидать! К завтрему лутчие люди толпами тудысь пойдут! К завтрему!

Глава 7.

– Ксюша, подойди ко мне.
– Вернувшись в выделенные мне палаты годуновского терема, позвал я молодую жену.

Ксения вышла из своей горницы и подошла ко мне.

– Садись поговорить с тобой хочу.
– Она подошла к лавке, но я похлопал по своим коленям. Молодая женщина села, после легкой заминки.

– Вот, что радость моя. Люба ты мне. Хочу узнать об мыслях твоих: чего хочешь ты что любишь?

–

Кошек люблю, наряды красивые, жуковинья на персты, да иные красоты какие, читать люблю.

– За нарядами да жуковиньями дело не станет, бо что читаешь ты.

– У нас у батюшки в тереме либерея ажно из дюжины книг. Жития святых, Псалтирь, Апостол, Часовник печати Ивана Фёдорова, да еще книги какие.

– А ты на латыни читаешь счастье моё?

– Читаю.

– У меня в Угличе двадцать книг. Как приедем, посмотришь. Ведома тебе повесть о хождении в Индию купца Афанасия Никитина? Нет? А Слово о полку Игореве? Тоже нет. Яз попрошу святых людей бо соделали нам списки с сих повестей. В скорости надобно будет нам отбыть в удел мой. Задумали мы с батюшкой твоим дело вельми великое. Московское царство первым содеется среди всех. Какое не скажу, Борис Федорович не велел. А знаешь, на полуденной стороне, возле моря Сурожского в степи могилы стоят забытого народа. С виду они как горы земляные, высотой с терем. А в тех могилах лежит прах истлевший князей их, при нём жуковинья, с ожерельями, да одежды, да посуда золотая, красоты не описуемой. А исчо, на полночных землях находят иногда останки слонов северных с бивнями желтыми, бо иногда целиком находят, только замороженными насмерть. Откель знаю? Прочитал где-то.

В конце мая начались сборы для отъезда к Угличу. Борис Федорович навязал отряд царских рынд. Двадцать человек. Здоровенные парни. Но я настоял, чтоб среди них не было сыновей знатных родов. Боярин ручался за их верность нам. Афанасий сначала напрягся, но я успокоил его, назвав своим первым воинским советником. Дворяне, да боярские дети должны были служить какое то время в году, два раза в год являться на смотр, и конечно на военные походы. А рынды служили круглый год и не за деньги, а за честь великую.

Савельев ограбил именем Годунова пушечный двор на пять лучших, как он сказал мастеров и подмастерий, да с ними в Устюжну перенимать опыт передового литья отправилось несколько мастеров. Они ушли на купленном Саввой струге, увозя с собой паровую машину, и распоряжение тиуну в железоделательном центре построить в борзе усадьбу в красивом месте для княжеской четы и двора.

Вскоре в Углич тронулись и мы. Борис Федорович дал в приданное, в числе прочего богато украшенный возок, но был он тряский до ужаса. Никакой амортизации. Закажу Савве Ефимову, плотнику-механику нашему, пусть исхитриться да сделает рессоры что ль какие. Жалко жену. С приезда в Москву в колонне добавилось двадцать рынд, и окромя любимой жены, ещё десяток её ближних теток, да служанок, да прачек и ещё кого-то. Да телеги с багажом жены, да теток, да прачек, хотя конечно у прачек добра нажито не много думаю.

Сколь веревочке не виться, а конец все одно будет. Добрались до удельной столицы. Сразу предупредил жену, чтоб не обживалась особо. Наша жизнь на ближайшие годы будет в Устюжне Железнопольской.

Пришла пора раздать всем сестрам по серьгам. Надо было всех нужных людей сделать ещё и богатыми.

Первым призвал Савву Ефимова. Тот явился без промедления.

Личный плотник уже утратил большую часть животного почитания царской крови, но всё одно робел.

– Вот, что Савва в плотницком деле ты человек лихой и мне вельми нужный. Яз жить теперь буду в Устюжне. Хочешь ли переехать в тот город, яз тебе денег подарю на переезд.