Князь Угличский
Шрифт:
Стенька Михайлов разработал технологию серебрения. С начала у него были проблемы, стоило стекловарам коснуться поверхности и вывести пятна от пальцев не удавалось, и на зеркалах оставались места, на которые серебро не ложилось. Такие листы резались на зеркала меньших размеров. В конце концов, Стенька перенес свои операции со стеклом в пристройку, которую возвели у каменной стекловарни в угличском кремле. Удельный химик с великим бережением снимал стекло с серебряной подложки сам и с этой уловкой зеркала больших размеров перестали быть проблемой. Десяток ростовых зеркал был упакован
Для царя Федора и Бориса Федоровича местные столяры и серебряных дел мастера со всем тщанием сделали ложа подарочных пищалей обильно инкрустированные серебром. Царю такая игрушка скорее всего не к чему, а Годунов может и стрельнет когда.
Афанасий отобрал десяток лучших потешных под началом Юшки Отрепьева, весьма их хвалил и пространно вещал мол - не посрамят. Для всех новиков пошили новые кафтаны и шапки по типу стрелецких, мол удельные, но мнят себя царевыми воинами.
Вскрылась ото льда река. Несколько дней синий лед плыл островками и мутной шугой. Ясное голубое небо казалось бездонным. Весеннее пробуждение и скорая свадьба будоражили кровь.
В последнюю декаду апреля начали собирать караван в столицу. Более трех десятков телег состояло в обозе. Бакшеев вызвал удельных дворян для усиленной охраны. Вообще я заметил большее, по сравнению с прошлыми летами, количество воинских людей на подворье.
Афанасий пояснил, мол, случись какая замятня в столице, князь Угличский все ж царский сын и кровь Рюрикова, церковники могут в борзе снять клеймо незаконного шестого брака царя Иоанна Васильевича, а старые боярские роды, алча шапку Мономахову, не погнушаются татей подослать.
В последний момент вспомнил про картошку. Фролке были даны указания, как следует сажать, сей заморский корнеплод. По срокам посадки приказал ориентироваться самому, тот обмыслив задачу, молвил: - Верно, как редьку сажают, так и картошку можно. Также Фролке был дан приказ пахать землю под жито княжескими железными плугами и сеять ранее приготовленным отборным зерном.
Тележный поезд растянулся на сто саженей. Не смотря на трижды проверенные работниками телеги, периодически возникали поломки и обоз вставал. Свежая листва по нынешнему календарю распускалась в пятнадцатых числах мая, так что я рассудил, что приехать в столицу к пятому будет не зазорно. Об том и послал сеунча к Годунову.
Глава 5.
Прибыли на московское подворье к вечеру четвертого мая. Дворян поместили кого можно, кому места не досталось, определили на постоялый двор. Извозные крестьяне, разгрузив дары, устроились спать прямо на телегах, а с утра споро отправились в обратный путь, посевная пора на носу.
К обеду подъехал Годунов.
Я вышел встречать его на крыльцо, поклонившись, поприветствовал:
– Зрав будь на многие лета прагвитель царства Московского, государев слуга Борис Федорович.
– Здрав буди Дмитрий Иоаннович,
– Ответил с легким поклоном Борис Федорович. Поднялся на крыльцо, обнял и расцеловал троекратно по обычаю.
Пригласил гостя в светлицу.
Сели за стол в светлой горнице угостились ядреным квасом.
– Або княже зрю подрос ты, ужо молодец! Прибыл к Москве в самую пору. К инокине Марфе ездил како яз тебе говорил?
– Да, Борис Федорович благословила матушка на женитьбу.
– Молодца. Молодца. Что у вас в уделе творится?
– Да что у нас может содеятся то? Бо корова у крестьянина сдохнет?
– Мы посмеялись над правдой той сермяжной.
– А обскажи лучше ты Борис Федорович, что ныне на Москве деется?
– У нас все слава Богу! На Москве есчо не ведают, бо на днях утвердят докончание свеи в селе Тявзинском.
– Радость то, какая в царстве нашем. То благодаря тебе все Борис Федорович. А на каких рубежах сговорились?
– Отдали свейским немцам Эстляндскую землю с Ругодивом, оне признали за нами Корелу, Ивангород, старые Новгородские вотчины да Двинскую землю, но вольного плавания, собаки, не дали, ано мы изволяем их торговым гостям по нашим землям торговать безнадзорно.
– Се препона для торговли русской, обманул наших послов круль польский, чтоб ему гореть в геенне огненной, паписту!
– Огорчился я.
– Або мыслю, бо мир нам ныне важнее, ибо в скорости напасти тяжкие придут в наше царство.
– Ныне, аки свадьбу сыграем, поеду крепость смотреть Смоленскую. Зачнем делати заново невиданную по силе твердыню!
– похвалился царедворец.
– Мню не к месту то строительство!
– выдал я плюшку.
– Как так? Ты чего несешь князюшко?
– оторопел Годунов.
– Вспомни Борис Федорович Казанское царство. Сколь бед и смертей христианам Руси принесли бесермены, сколь сгинуло православного люда на невольничьих рынках. Вспомни, как отец мой воевал Казань. Сколь раз приступали к городу и терпели оплошку, покуда не построили крепость Свияжск на берегах Волги реки. Имея надежную крепость за спиной, где загодя заготовить припасы на войну, воинов собрать, большой наряд скопить с огненными гарматами, можно дальние походы творить без тягости. Небывалую крепость надобно строить в полуденной земле! Посмеет ли крымский царь послать войско в набег на Русь, имея у порога своего крепость с воинскими людьми, кои могут в скорости разорить стойбища и города его?
– Яз уж почитай десять лет уготавливаю Смоленскую стройку. Уж и камень да глину нашли в ближних краях тех, да Государь повелел думать об устройстве каменной крепости Смоленской. В сем городе деревянное забрало обветшало вконец, бо за рекой полские да литовские земли. Надобно опаску иметь от беды воинской. А на две велицей крепости у царя денег не станет.
– Поставил перед фактом Годунов.
– Борис Федорович, каменная крепость не убережёт от большого наряда ляшского. А коли хитростью воинской або изменой возьмет польский круль ту крепость, чего делать станем? Сколь войска положим под каменными стенами? А крымский царь пушек не имеет и огненного боя у него нету.