Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
Переулок, где располагалась резиденция, был пуст, но улицу, ведущую к ханскому дворцу, запрудили вооруженные татары. Увидев русских, они, крича, подбежали, остановили лошадей.
Один татарин — высокий, горбоносый — выхватил из-за пояса саблю, ткнул Веселицкого в бок:
— Сойди с лошади, гяур!
Петр Петрович побледнел, обронил по-татарски:
— Ты, видно, сошел с ума… Знаешь, кто я?
Татарин надавил саблей сильнее — и снова:
— Сойди с коня!
Веселицкий почувствовал
Толпа злобно загудела.
Видя, что дальше проехать не дадут, Веселицкий спустился на землю. Его тут же окружили спрыгнувшие с лошадей офицеры и гусары. Над их головами угрожающе взметнулись татарские сабли.
— Не трогать! — крикнул Осман-ага, выжидательно наблюдавший за происходящим.
Татары, продолжая выкрикивать угрозы, неохотно расступились.
Резидент и свита снова сели на лошадей и по живому шумному коридору проехали к дворцу.
Ханские чиновники ввели всех в отдельную комнату, оставили одних. Едва они закрыли двери, стоявшие во дворе татары приложили к плечам ружья и стали стрелять в открытые окна.
Резидент и свита попадали на пол. Со стен на головы брызгами посыпалась штукатурка.
Когда выстрелы стихли, в комнату вошли Абдувелли-ага и Азамет-ага.
Веселицкий, чуть приподняв голову, прохрипел испуганно:
— По мне стреляли…
Абдувелли-ага шагнул к окну, жестами отогнал татар, перезаряжавших ружья.
Поддерживаемый офицерами, Веселицкий, кряхтя, поднялся на ноги и, отряхивая ладонью кафтан, спросил запальчиво:
— Для чего хан пригласил меня?.. Чтоб позор учинить?!
— Хан велел объявить, что находящееся в Крыму российское войско нарушило мир и теперь мы с вами неприятелями стали, — сказал Абдувелли.
— Этого не может быть!.. Позволь мне снестись с его сиятельством! Я от него уже пять дней никаких вестей не имею… Тогда я точно…
Веселицкий не договорил — в комнату заскочил чиновник и зачастил скороговоркой:
— Хан велел, чтобы резидент оставил при себе Нескольких людей, кого сам выберет, а остальных я заберу.
У дверей появились стражники с обнаженными саблями.
Веселицкий покусал губы и нехотя покивал своему конюшему, капралу и трем гусарам Черного полка.
Стражники увели их.
А чиновник прежней скороговоркой:
— Много ли казаков при почтовой службе состоит?
— Тридцать будет, — буркнул Веселицкий.
— Хан велел послать к ним человека сказать, чтоб вели: себя смирно.
Веселицкий кивнул вахмистру Семенову.
Тот, нервно ощупывая рукой эфес сабли, вышел за дверь.
Тут же появился другой чиновник.
— Хан приказал оставить при резиденте только пасынка и переводчика, а прочих отвести в другое место.
Веселицкий наконец-то сообразил, что его хотят лишить
— Этих людей вы все отлично знаете! Они при мне не первый день состоят… Я не могу без них обойтись.
Чиновник посопел длинным носом и вышел.
Тотчас дверь резко распахнулась, в комнату ворвались мускулистые стражники, набросились на людей, сбили с ног и по одному — кого за руки, кого за волосы — вытащили поручика Иванова, прапорщика Раичича, резидентского шурина Леонтовича, толмачей, канцеляриста.
С Веселицким остались только подпоручик Белуха и переводчик Дементьев.
Петр Петрович посмотрел на Абдувелли-агу, дрогнул голосом:
— Прошу… по прежней дружбе… Жена моя только от бремени разрешилась, еще слаба… Прошу дом и прислугу не трогать. А ей передать, что я жив-здоров.
Ага вышел, спустя минут пять вернулся, сказал, что по ханскому повелению у резидентского дома будет поставлена охрана.
В это время в комнату донеслись звуки недалеких выстрелов. Все замолчали, прислушиваясь. Стреляли часто, как в бою, но недолго.
Вскоре в дверях появился булюк-баша, державший в руке отрубленную голову. Он кинул ее на пол, катнул ногой, словно мяч, к резиденту.
Петр Петрович в ужасе попятился.
А булюк-баша, довольный шуткой, хохотнул:
— Казаки-то упрямые попались. Умирать не хотели… (Посмотрел на Веселицкого.) Отдай шпагу!
Петр Петрович захорохорился:
— Она не привыкла ходить по чужим рукам!
— В могиле с ней тесно будет, — снова хохотнул баша, достал пистолет и навел его на резидента.
Веселицкий бросил шпагу к ногам баши. Тот поднял ее, вышел.
За окном снова послышался шум.
Веселицкий опасливо выглянул, увидел хан-агасы Багадыр-агу и кадиаскера. Не поднимая голов, они быстро шли мимо. Через минуту показался нурраддин-султан Батыр-Гирей, кивнул резиденту, недоуменно пожал плечами и тоже прошел мимо.
Петр Петрович понял, что диван закончил заседать, решил, что его сейчас отведут к Сагиб-Гирею. Но в комнату вошел Осман-ага, сказал, что хан уехал из дворца. И велел пленникам выходить во двор.
Там уже стояли оседланные лошади и два десятка вооруженных татар.
— Хан отдает вас Али-паше, — сказал Осман. — Сейчас в Алушту поедем…
Преодолев по крутым лесным дорогам более сотни верст, к вечеру следующего дня отряд вышел к турецкому лагерю. Осман передал русских туркам и уехал.
Поутру пленников привели в палатку, сплошь устланную дорогими коврами, на которых сидели два турецких чиновника. Они проявили любезность — угостили резидента кофе, а затем допросили.
— Али-паша хочет знать, много ли при Крымской армии есть генералов? И сколько при них состоит войска?