Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
— Я надеюсь, что уважаемый ахтаджи-бей перескажет мои резоны его светлости. Без выполнения представленного требования я не могу приступить к трактованию прочих пунктов.
Абдувелли деньги взял.
Через день он пришел снова и, улыбаясь, сообщил:
— Хан проявляет податливость к требуемой уступке. В ближайшие дни все будет решено.
— Приятные слова — радостно слышать! — воскликнул Веселицкий, доставая из сундука еще один кошелек…
Обещанные агой «ближайшие дни» растянулись почти на две недели. Веселицкий воспринял задержку как
Появившийся седьмого ноября Абдувелли, стыдливо отводя глаза, сказал уныло:
— Все духовные чины, как защитители шариата и заповедей Корана, находят уступку крымских мест противной нашей вере. А поскольку Россия многократно и публично объявляла, что не станет требовать от татарского общества ничего противного вере, то хан и диван на эту уступку согласиться не могут и просят крепости не требовать.
Веселицкий нахмурился. Он предполагал, что Сагиб-Гирей станет под разными предлогами оттягивать окончательный ответ, но совершенно не ожидал столь решительного отказа. Нахлынувшая волной злость затуманила голову, но не лишила разума и рассудительности. Стараясь скрыть раздражение, Петр Петрович воскликнул назидательно:
— Вы, милостивый государь, пункты веры оставьте! Содержание Корана мне известно не хуже ваших мулл! Избавитель от порабощения, доставивший совершенную вольность обществу и земле и состоящий их защитником, признается по Корану благодетелем.
Абдувелли растерянно заерзал на стуле, по губам скользнула вымученная улыбка: он не ожидал, что русский поверенный знает Коран.
— Тем не менее отдать города мы не можем, — заученно повторил он.
Затем достал письмо и протянул его Веселицкому.
— Что это? — спросил тот, оставаясь недвижимым.
— Просьба к русской королеве о нетребовании крепостей.
— Зачем она мне?
— Прошу прочитать, насколько правильно составлена.
Толмач Донцов шагнул к аге, намереваясь взять письмо, но замер под гневным взглядом канцелярии советника.
— По дружбе советую: не защищайтесь пунктом веры, — жестко сказал Веселицкий. — Творец дал разум, чтоб отличать добро от зла. Ее величество не жалела своих солдат, стремясь подарить вам вольность. За это благодарить надо! А вы непристойное письмо посылать собираетесь.
— Таково желание народа.
— Это неразумное желание! И благородное собрание почтенных мужей должно наставить народ на путь праведный — исполнение воли моей государыни и вашей благодетельницы!
Веселицкий хмуро глянул на агу и, понизив голос, угрожающе предупредил:
— Не гневайте ее величество. В ее власти сделать ногайские орды, что верностью подтверждают дарованные им милости, вольными и независимыми. И хана особого им избрать она может дозволить. Что тогда останется от Крымского ханства?.. Пшик! Один сей полуостров — вот и все земли… Подумайте, прежде чем отсылать нарочного в Петербург.
Веселицкий знал позицию императрицы и Совета по отношению к ордам, но сейчас — на свой страх и риск — запугивал ахтаджи-бея.
— Я перескажу
— Как скоро я получу ответ?
— К вечеру вернусь…
Ответ, с которым пришел ага, был прежним: татары отдавать крепости отказались.
— Ну что ж, — вздохнул Веселицкий, с подчеркнутым сожалением посматривая на Абдувелли, — коль вы не хотите нашей защиты — Бог с вами. Но прошу подготовить подробный письменный ответ.
Ага молча кивнул.
— Только потом не жалуйтесь, если его сиятельство князь Долгоруков осерчает! — добавил Петр Петрович. — В твердости предводителя исполнить волю ее величества вы уже смогли убедиться летом.
В глазах Абдувелли промелькнул испуг. Он быстро попрощался и ушел.
На следующий день, когда Петр Петрович отдыхал после сытного обеда, пришел ханский чиновник.
— Завтра в полдень его светлость ждет вас во дворце.
— Зачем?
— Диван заседать будет…
В указанное время Веселицкий прибыл во дворец.
Когда все расселись по местам, отведали кофе, закурили, ширинский Джелал-бей сказал бесцветным голосом:
— Хан болен… Он поручил мне уведомить тебя о наших просьбах.
Петр Петрович коротко пожелал его светлости скорейшего выздоровления, а потом, учтиво выдержав паузу, спросил о содержании просьб.
— Крымское общество, — начал бей, — благодарит русскую королеву за заботу об охранении нашего полуострова и имеет искреннее желание помочь ей в этом необходимом деле. Всем известно, какие тяготы и лишения испытали ваши солдаты, освобождая нашу землю от турецкого владычества. Вот почему мы хотели бы облегчить их нынешнюю участь, доставив в зимнее время отдых и спокойствие.
— Каким же образом?
— Мы готовы взять на себя охрану берегов от неприятельских покушений.
Веселицкий не был военным человеком, но в разведывательных делах знал толк и хорошо понимал, что уступить в этом вопросе никак нельзя. Отдать охранение крымских берегов татарам — значит заложить мощную мину в основание всех здешних завоеваний. Лишившись своих глаз на побережье, российское командование останется в неведении турецких происков с моря и не сможет вовремя дать отпор неприятельскому десанту, если такой приключится. Надо было увильнуть от прямого ответа: сказать «да» Веселицкий не мог, а говорить «нет» не хотел, полагая, что время сжигать мосты еще не пришло.
— Ваше предложение весьма привлекательно, — заметил Петр Петрович, изобразив на лице задумчивость. — Солдаты, действительно, нуждаются в покое и отдыхе. Однако такие вопросы — не в моей власти… Вам надобно сделать представление его сиятельству князю Долгорукову. Армией командует он — ему и решать.
— Мы сделаем это. А пока вы уведомите командующего здешним корпусом, что мы готовы в ближайшие дни сменить русскую охрану, — повторил Джелал-бей.
— Я напишу ему… Только господин генерал-поручик Щербатов давно болеет и от дел ныне удалился.