Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
— Это моя правая рука, старший гридень Кремень… Ничего без него не решаю! Ну, с чем пожаловал? Погодь малость, сейчас принесут поесть.
Блуд с неудовольствием отвел взгляд от вспыхнувшего гордостью Кременя:
— Ярополк готов сдаться. Уже кошек и собак пожрали, воробьев и ворон бьем…
— Птичек-то пошто обижать? — удивился Владимир насмешливо.
— Жрать-то надобно.
— Так сдавайтесь, — ухмыльнулся Владимир. — Будет вам жратаньки.
Блуд сказал устало:
— На твою милость?
— А
— На это не пойдут. Ни Ярополк, ни его дружина. Княже, с Ярополком дружина великого Святослава! Ее никто не побеждал, даже ромейский император Цимихсий заключил мир, снабдил продовольствием и с почетом проводил до самой границы! Тебе пока помогают боги…
Владимир сказал грубо:
— Боги помогают сильным. А слабых да ленивых они прямо ненавидят. Только и ждут случая, чтобы зничтожить!
Блуд покачал головой:
— Значит, не хочешь говорить о мире?
Из двух дверей пошли рядами гридни, держа на широченных подносах, похожих на щиты для пеших, роскошные блюда. Комната наполнилась запахами жареного мяса, печеного и вареного, в широких супницах ставили густую наваристую уху, на широких подносах — жареных лебедей, перепелов. Владимир улыбался, глядя на исхудавшего боярина. Как ни крепится, а голодный блеск в глазах говорит сам за себя…
Ели в молчании. Владимир трапезовал неспешно, чтобы дать Блуду поесть вволю. Тот пробовал есть степенно, но вскоре хватал с подносов обеими руками, на зубах трещали кости, он глотал их тоже, а голодный блеск все не гас.
Когда принесли хмельной мед, Владимир сказал сыто:
— Сам видишь, когда так едим и пьем, то на рожон лезть неохота. Это вам уже все одно. А мы сами хотим мира… Но мои условия мира могут вам показаться… твердоватыми, как это мясо.
Блуд дышал тяжело, пояс распустил весь, еда едва не лезла из ушей.
— Не покажется, княже. Да и мясо вовсе не жесткое, зря винишь повара. Ярополк готов сдаться на твой суд. Просил лишь не зверствовать над его дружиной. Воины исполняли его волю. Да и Родень просит не разорять.
Кремень сказал предостерегающе:
— Там есть такие, кого стоит повесить прямо на городских воротах!
Владимир похлопал его по плечу, успокаивал, а Блуду сказал легко:
— Сам знаешь, эти условия приму. Зачем мстить дружине, если она станет моей? А Родень — крепость, защита от Степи. Последний дурень я бы был, причини ей вред! А вас не дурень сюда загнал, так ведь?
— Не дурень, — согласился Блуд. Он оглянулся по сторонам, сказал, понизив голос. — Но тебе здорово помогли. Не так ли, княже?
Владимир ухмыльнулся:
— Не ты один.
Глаза Блуда из сытых и масляных стали острыми:
— То-то я чувствовал еще чью-то руку…
— И не одну, верно?
— А кто был… еще?
Вместо ответа Владимир повернулся к Кременю:
— Кликни, чтобы теперь принесли и вина! Да хмельного
Ярополк сидел в светлице, писал. Юлия держалась на лавочке у стены, прямая и неподвижная. Варяжко раздраженно метался из угла в угол, хромал сильнее, подволакивал ногу.
— Что ты замыслил, княже? — спросил он яростно. — На погибель идешь?
Ярополк ответил сумрачно:
— Раз уж сумел пробраться и обратно, себе на погибель, то хоть теперь сядь, не мельтеши.
— На погибель! — вскрикнул Варяжко.
— Другого выхода не вижу.
— Прорваться!
— И положить костьми половину дружины еще в воротах? Мы и тут опоздали. К тому же теперь все пешие… Далеко ли уйдем?
Варяжко сказал громовым голосом:
— Воины для того и живут, для того рождаются, чтобы вот так со славой… Зато потом о нас… о таких, как мы, слагают песни!
Ярополк взглянул хмуро, не ответил. Отточенное гусиное перо после паузы задвигалось снова. Юлия подала тоненький голосок от окна:
— Нет, Варяжко… Не надо быть таким… кровожадным.
Воевода задохнулся, будто его ударили под дых. Глаза полезли на лоб:
— Кровожадным? Я? Княгиня, я — воин Святослава! Для меня не пустой звук в словах: честь, слава, совесть, Отчизна. Изменил ли я им когда? Есть ли пятнышко на моей совести?
Ярополк продолжал писать, ответил медленно, следя за листом пергамента:
— Не гоже класть головы… в безнадежной сече. Нам свои не жаль, но о людях, что идут за нами, заботиться надо. Верх одержала дикая полунощная сила. Язычники пришли и победно сидят под стенами… Что мы можем? Погибнуть героями?
— Да, — ответил Варяжко пламенно. — Но останемся жить в песнях!
— Христос учит смирению. Или ты язычник, Варяжко?
— Как можно, — возмутился Варяжко, — я принял святое крещение, едва узнал, что тебя крестили еще в колыбели! Но Владимиру я не верю. Он настоящий язычник! Он злобен и коварен. На христиан дышит злобой, знатных режет, как цыплят. Ради своих целей он кого угодно затопчет. Хоть братьев, хоть родителей!
Юлия внезапно подала голосок:
— Ярополк, а ты не думаешь, что воевода прав? Именно так бы сделали даже в императорском дворце!
— Русь не Царьград, — возразил Ярополк устало.
— Владимир там не только бывал. Жил и воевал!
— Русь не Царьград, — снова сказал Ярополк уже с нажимом. — То, что там привычно, здесь кажется чудовищным. На Руси еще не было, чтобы брат убивал брата. Я предрекаю вам, что я останусь князем. Такова была воля отца нашего, великого Святослава. Нарушить ее не сможет даже его незаконнорожденный сын. Самое худшее, что он со мной может сделать — это послать на княжение в дальний город подальше от Киева!