Князь-волхв
Шрифт:
Император осекся.
— Ты же утверждал, что в случае опасности послы могут убить себя по воле колдунов, которые закрыли их магическими щитами.
— Могут, — кивнул Михель. — Если тем, кто стоит за послами, покажутся подозрительными наши действия по отношению к ним.
— Значит… — Император надолго замолчал, размышляя. — Значит, схватка, о которой ты говоришь, не должна вызывать подозрений.
— Правильно, ваше величество, — улыбнулся маг. — Пусть это будет не смертельная рубка и не попытка пленить послов, а битва, сражаться в которой глава и толмач татарского посольства пожелают сами, без принуждения
— Погоди-погоди! — хмыкнул Феодорлих. — Кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь, Михель.
Император поднялся с трона и прошелся по шатру. Остановился перед магом. Произнес — твердо и решительно:
— Не будем откладывать. Начнем прямо сейчас. На подготовку потребуется часа полтора-два, не больше.
— Близится ночь, ваше величество, — напомнил Михель.
— Тебе это помешает?
— Отнюдь, — пожал плечами придворный чародей. — Скорее наоборот. Вечерняя магия сильнее утренней, а ночная — сильнее дневной.
— Вот и я о том же. Зачем понапрасну терять время, если можно сразу получить ответы на интересующие нас вопросы? На важные вопросы. Очень важные, Михель…
Татарское посольство располагалось в стороне от латинянского лагеря. Степняки стояли привычным куренем: войлочный шатер нойона — в центре, вокруг на небольшом удалении — кожаные палатки-майхамы нукеров. Только палатка Тимофея лепилась почти впритык к походному жилищу Бельгутая: толмач всегда должен находиться поблизости.
Дозоры несли как обычно — как в дикой степи, как на вражеской территории, не особо полагаясь на гостеприимство латинян и обещанную императором неприкосновенность посольства. А потому одинокого всадника, направляющегося к куреню, бдительная стража заметила издали.
Когда молодой рыцарь с гладким мальчишеским лицом и грозными, вышитыми золотом львами на синей нагрудной накидке приблизился к татарскому лагерю, Бельгутай и Тимофей уже ждали гостя перед шатром нойона. Тимофей вспомнил, что во время недавней аудиенции видел и это надменное лицо, и этих золоченых львов. Юный рыцарь состоял в свите Феодорлиха. Именно он едва не сорвал переговоры, схватившись за меч.
На нукеров, преградивших путь, всадник даже не взглянул. Гарцуя на горячем вороном жеребце, наездник прокричал по-немецки через головы стражников:
— Я — барон Зигфрид фон Гебердорф! Послан его величеством!
Тимофей шепнул в ухо Бельгутаю:
— Говорит, что посланник от Феодорлиха.
Этот вечерний визит был неожиданным и странным. Бельгутай, однако, ничем не выказал ни удивления, ни тревоги и велел страже расступиться.
Фон Гебердорф подъехал ближе. Не сочтя нужным покинуть седло, германец заговорил вновь — выпятив губу и свысока обращаясь одновременно к Бельгутаю и Тимофею:
— Его величество сегодня был восхищен смелостью ваших речей, но он полагает, что посланники хана Огадая могут быть храбры не только на словах.
Тимофей
— Его величество желает оказать вам честь и приглашает вас двоих, а также лучших воинов посольства принять участие в императорском турнире, — продолжал тот. — Турнир состоится сегодня в полночь, и его величество будет рад увидеть на ристалищном поле боевое искусство своих гостей. После этого переговоры продолжатся. Но конечно, если… — губы германца скривились в глумливой ухмылке, — если доблестные татарские витязи предпочтут наблюдать за боями со стороны…
Фон Гебердорф так и не закончил фразы. Молокосос смотрел на них насмешливо и вызывающе.
Бельгутай в ответ окинул рыцаря холодным взглядом бесстрастных раскосых глаз. Затем повернулся к опешившему и утратившему на время дар речи Тимофею.
— Тумфи, о чем говорит этот молодой воин и почему он так улыбается?
— Знаешь, Бельгутай, тут такое дело… — Тимофей озадаченно почесал в затылке. — На турнир нас, в общем, кличут.
— То-ри-ни? — свел брови Бельгутай, с трудом проговаривая незнакомое слово. — Что такое торини, Тумфи?
— А забава такая ихняя, латинянская. Ну… навроде наших кулачных боев или ваших богатурских игрищ, только пышнее и красивше обставленная. Потешная брань, в которой все как в настоящей сече. Рыцари, обрядившись в доспехи, вышибают друг дружку копьями из седел, а то, случается, мечами и палицами охаживают.
— Опасное состязание? — блеснули интересом щелочки узких глаз.
— Да как сказать… — пожал плечами Тимофей. — Убивать-то там особо не убивают, но бока мнут основательно. Случается, порой, и калечат. Но это все равно никого не останавливает. В турнирах рыцари показывают свое воинское мастерство и славу обретают, без которой им — никуда. Кроме того, и конь, и доспехи побежденного становятся трофеем победителя.
— Полезное занятие — турини, — одобрительно кивнул Бельгутай. — Сразу ясно, кто чего стоит в бою. Да и чужой конь с доспехами лишними никогда не будут. Справедливо, что они достаются сильнейшему.
— Так-то оно так… — Тимофей покосился на молодого германца. — Да нас, видать, неспроста туда приглашают.
— В чем ты видишь хитрость, Тумфи? — сразу насторожился татарин.
— Может быть, на самом деле никакого подвоха и нет. Но насколько мне известно, в турнирах не дозволено участвовать тому, кто не имеет рыцарского звания. А нас с тобой в рыцари пока не посвящали. И потом… Не слышал я прежде о полуночных турнирах. Если Феодорлих столь сильно меняет общепринятые правила, значит…
— Значит? — нахмурился нойон.
— Значит, ему это нужно, Бельгутай.
— Зачем? — Брови посла вовсе слились в сплошную темную линию над переносицей.
— А кто ж его, крысий потрох, разберет-то! — пожал плечами Тимофей. Глянул исподлобья на фон Гебердорфа, добавил: — Хотя посланник Феодорлиха обмолвился, будто императору не терпится посмотреть на наше воинское искусство. То есть на ваше — в первую очередь. Может, в том и кроется причина. Смысл вроде бы есть. Если готовишься к войне, следует хорошо представлять, с каким противником придется иметь дело. А императору пока только понаслышке известно, как вы, татары, ведете себя в бою.