Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки
Шрифт:
— Но вы ни в чём не виноваты! — перебиваю я. — Вы не несете ответственность за поступки своего дяди. Вы были тогда ребенком!
Князь невесело улыбается:
— Надеюсь, графиня отнесется к моему рассказу так же, как и вы.
Он уезжает в Петербург этим же вечером. Мы с Настасьей Павловной покидаем Елагинское на следующее утро.
34. Сомнения
Всю дорогу до Петербурга Настасья Павловна докучает мне своими упреками. По ее словам выходит, что если бы я была более ловкой да находчивой, князь уже давно
Они с Ириной Николаевной сходятся во мнении, что Елагин, должно быть, уже никому не сделает предложения, и сразу теряют ко мне интерес.
Они не прогоняют меня в Закревку, но всем своим поведением намекают, что пора бы и честь знать. Я могу их понять — одно дело опекать потенциальную супругу важного вельможи, и совсем другое — обычную провинциальную барышню.
А я, разумеется, не могу открыть им причину, по которой мне просто необходимо пока остаться в Петербурге.
Я каждый день надеюсь получить от князя хоть какую-то весточку. Я понимаю, что столь серьезные дела решаются не быстро, но он мог бы проинформировать меня хотя бы о тех шагах, которые он предпринял. Но он молчит.
Хотя однажды курьер от Елагина всё-таки приезжает. Но привозит он не письмо, а подарок — роскошную золотую брошь с бриллиантами. Дубровина сразу воодушевляется, но в тот же день выясняется, что столь же роскошные подарки получили все барышни, которые гостили у князя. Должно быть, это было что-то вроде извинения за разбитые надежды.
Я наношу визит княгине Артемьевой — рассказываю ей, что случилось в Елагинском, а заодно посвящаю в эту историю и Соню. Кузина должна быть в курсе событий — ведь именно к ней приедет князь извиняться за подлость дяди.
Соня выглядит еще более бледной и грустной, чем обычно. А вот мой рассказ воспринимает на удивление спокойно — чувствуется, что ее мысли заняты совсем другим.
Елизавета Андреевна обещает съездить в императорский дворец на разведку.
В эту ночь я засыпаю с трудом и весь следующий день не нахожу себе места от беспокойства. А вечером снова еду к княгине.
Встречающий меня в парадном лакей сообщает, что ее сиятельство ждет меня в кабинете. Начало визита не сулит ничего хорошего.
— Любезная моя Наташа, — такими словами обращается она ко мне, с трудом чуть приподнимаясь из-за массивного стола, — новости, к сожалению, не радостные. Вернее, новости как раз отсутствуют, но в нашем случае это как раз не хорошо. Разумеется, с самим императором я не говорила — я не настолько приближена ко двору. Но я говорила с человеком, очень близким к его величеству. Поскольку все думают, что у меня гостишь именно ты, и знают, что я забочусь о твоих интересах, я посчитала возможным спросить, есть ли вероятие того, что дело графа Закревского будет пересмотрено. Ведь твое участие в отборе давало надежду на то, что император переменил свое мнение о твоем отце. Но тот человек сказал, что дело это давнее, и вряд ли кто-то станет по прошествии стольких лет снова им интересоваться.
— Это значит, — мой голос предательски дрожит, — что Елагин так и не поговорил с его величеством?
Княгиня
— Боюсь, что так.
— А может быть, — хватаюсь я за соломинку, — тот человек, к которому вы обращались, просто не в курсе дела? Возможно, его величество не счел нужным поделиться с ним новой информацией?
— Может быть, и так, — признает Артемьева. — Но в таком случае дело ничуть не лучше. Значит, приведенные князем доказательства не убедили императора, и он не будет менять решение, когда-то вынесенное его братом.
Даже не знаю, какой из этих двух вариантов хуже. Первый означает, что Елагин подлец или трус, а второй — что мой отец так никогда и не будет реабилитирован.
Ах, ну какая же я дура! У меня нет ни единого подтверждения того, что амулет в виде волчьей головы был найден в Елагинском в тайнике старого князя. Если я вздумаю кому-нибудь об этом рассказать, Константин запросто может обвинить меня в клевете. И даже свидетели тут не помогут. Антип, не сомневаюсь, встанет на сторону хозяина, а мою горничную и слушать не станут.
Я должна была оставить этот амулет у себя! Да, стоило признаться прямо там, что я — Наташа Закревская. Тогда князь не посмел бы забрать его у меня. А вернувшись с Медвежьего луга в дом, нужно было во всеуслышание объявить о том, что случилось. Если бы этот амулет увидело столько народа, всё могло обернуться по-другому. Тогда бы князь (или даже сам император) не смогли бы скрыть правду!
Наивная влюбленная идиотка! Вообразила, что прекрасный принц окажется столь благороден, что ради правды будет готов пожертвовать своим положением при дворе. Как бы не так! Он слишком хорошо понимает, чем может грозить ему раскрытие старых тайн — отставкой! Ведь если император узнает, что его дядя получил пост главного мага империи обманом, он разгневается и на племянника.
— Не расстраивайся, Наташа! — я вздрагиваю, услышав голос княгини. Я совсем забыла, что она рядом. — Ты сделала всё, что могла. Твой отец гордился бы тобой.
— Я могла не отдавать амулет князю, — возражаю я. — Но я повела себя так глупо!
— Не казни себя попусту. И не делай поспешных выводов. Возможно, князь еще просто не попал на аудиенцию к его величеству.
Я горько усмехаюсь:
— Вы верите в это, Елизавета Андреевна? Вот и я нет. Но ждать и дольше в Петербурге я не могу. Настасья Павловна давно намекает, что мое присутствие уже не доставляет ей удовольствия.
— Так перебирайся ко мне! — предлагает Артемьева. — Я буду рада твоему обществу! Не сомневаюсь, что и Соня тоже.
Когда я сообщаю Дубровиной, что уезжаю, она для вида выражает сожаление, но не пытается меня удержать. Арина собирает вещи, Захар Кузьмич готовит к отъезду карету, а я набираюсь смелости и отправляюсь гулять по городу одна. Я давно уже собиралась это сделать.
Родной, любимый Петербург, как же ты изменился за эти годы!
Я медленно иду по Невскому, разглядывая и здания по обеим сторонам проспекта, и гуляющих по тротуару прохожих. Мужчины — в цилиндрах и фраках, дамы — с непременными зонтиками. Зонтик и у меня в руках — Настасья Павловна и без того считает, что у меня слишком смуглая кожа.