Княжич, князь
Шрифт:
Кирилл поднял голову.
Заслоненный ближними деревьями огромный древний дуб был, очевидно, когда-то поражен молнией — в основании его угольно чернела стрельчатая пещерка чуть поменее человеческого роста. В полутора саженях от комля он был спилен и увенчан небольшим срубом, крытым замшелой дранкой. Толстенные отростки корней напоминали когтистую лапу исполинской птицы, хищно ухватившей землю.
— Избушка на курьей ноге… — вырвалось у изумленного Кирилла.
Из распахнутого окошка добродушно покачивал снежно-седой
— Она самая, княже. Здравия и долголетия!
— Мира и блага, старче!
— Меня Вороном кличут.
— Вы — Белый Ворон? — потрясенно переспросил Кирилл, подходя поближе.
— Он самый, княже. Слыхал мое имя?
— Да кто же о вас не слыхал-то, Белый Отче! Вот это да…
— Не поднимешься ли ко мне? Давно хотел побеседовать с тобою, князь Ягдар из рода Вука.
Кирилл с радостью закивал и поспешно наклонил голову, собираясь шагнуть в глубокое обгорелое дуплище.
— То не вход, княже. Неужто запамятовал? Надобно промолвить: «Избушко, избушко, повернись к лесу задом, ко мне — передом!»
Кирилл оторопел.
Старец засмеялся беззвучно и показал рукой:
— Сзади, сзади зайди — дверь с другой стороны. Я тебе лествицу сброшу.
Наверху открылась дверь; вниз упал, разворачиваясь в полете, сверток веревочной лестницы. Кирилл подергал перекладину сапогом, примеряясь. Наморщил лоб — что-то похожее уже было.
«Ага, во сне же. Песочные часы-мальчишка, лестница и дом в вышине. Только часы-то тут каким боком? Ну да пес с ними…»
Хозяин протянул ему неожиданно крепкую ладонь. Он перемахнул через порог, оправил одежду и огляделся с неприкрытым интересом.
Приземистая лежанка, покрытая медвежьей шкурой, в изголовье потемневший от времени дощатый стол, по стенам — множество полок. Одни — с книгами, иногда очень дряхлыми на вид, другие — тесно уставленные разновеликими ящичками и горшочками. Ярко и звучно пахло травами (с низкого потолка свисали бесчисленные сухие снопики да пучочки) и еще чем-то совсем незнакомым.
«Даже травами пахнет, как там, во сне», — мысленно отметил Кирилл, а вслух спросил: — Это ваш дом, Белый Отче?
— И здесь тоже.
— Ага. А зимою-то как? Я гляжу: ни печки у вас, ни даже жаровни не имеется.
— Привык я, княже. Давно уж привык. Да ты садись, садись, — Ворон указал на лежанку, придвигая для себя коротконогий столец.
Кирилл с осторожностью присел на краешек.
— Будь добр, сядь поудобнее, спину расслабь, не то вроде как стоишь сидя.
— Ага… А мне, Белый Отче, давеча сон приснился занятный, прямо-таки вещий — и про лестницу наверх, и про запахи почти такие, как у вас…
— Да ну? Вот и расскажешь сейчас, потешишь старика. До чего ж я люблю слушать о диковинах разных!
Согнав улыбку с лица, он спросил совсем другим голосом:
— Разумеешь ли, что не из праздности и любопытства стариковского зазвал тебя?
— Да,
Ворон кивнул:
— Вы, Вуковичи, всегда смышлены были. Князь Прозор, дед твой, большие надежды на отца твоего возлагал, оттого-то имя Вука, Рода вашего, и дал ему. На нем они сбылись лишь отчасти, а полностью — только на тебе.
— Вы про дар мой, Вороне? Так ведь он всего один, да и тот — с гулькин нос. Как же…
— Не спеши меру прилагать, ибо пока не ведаешь ты о себе ничего.
— Ага… А вы, получается, и деда моего знали?
— И даже прадеда твоего, князя Тримира, знавал — примерно таким еще, — старец опустил ладонь почти вровень с лежанкою.
— Ух ты… Сколько ж вам лет, Белый Отче?
— Много, младший из Вуковичей. А теперь не беги! — добавил он неожиданно строго.
Кирилл изумился:
— Да я же сижу пред вами!
— Нет, бежишь, — Ворон коснулся пальцем его лба. — Здесь. А этого не надобно, не опоздаешь. С Виданою своею увидишься как раз во время должное да урочное — ни ранее, ни позднее.
Кирилл опустил глаза и принялся оправлять под собою медвежью шкуру.
— В жизни нашей все случается именно в свой час, — продолжил старец, не обратив внимания на его смущение, — хотя и не так, как нам того желалось бы. И это мы нередко спешим бедою назвать. Ты же на печаль скор не будь. Над словами моими позже поразмыслишь, сейчас просто запомни их.
— Да, Белый Отче.
— Слыхал я, дядька-пестун был у тебя.
— Ага, Домашем звали, — подтвердил Кирилл, почему-то нисколько не удивившись тому, что Ворон откуда-то слыхал о его дядьке. — Сколько себя помню, столько и его рядом с собою. За день до отъезда моего из Гурова вдруг пропал бесследно, как сквозь землю провалился. Искали, искали, да без толку. Жалко его — хороший он был.
— Хороший, говоришь… Не вспомнишь ли, где в последние дни бывали вместе?
Кирилл подумал.
— Ходили на ярмарку зверей чужестранных посмотреть — в городе как раз переезжий зверинец гостевал. О! Меня тогда еще там огромная такая кошка крапчатая оцарапала… — он мельком коснулся рубца на правом виске. — Правду сказать, я и сам виноват был: хотел поближе разглядеть, да к клетке чересчур близко придвинулся, а она сквозь прутья — лапою. Шрам не от когтей ее, Белый Отче, — это на том же самом месте от меча, когда на нас с дружиною…
— Про то уже мне ведомо, княже. Дорогою заходили куда-нибудь еще?
— Не припоминаю такого.
— Не припоминаешь… Ну ничего, не велика беда. А сны и видения диковинные давно ли тебя посещать начали?
— Где-то о той же поре.
— Вот как… — Ворон перебросил на грудь две из трех белоснежных косиц, оплетенных тонкими ремешками, одернул широкие рукава рубахи. — Теперь посмотри-ка сюда, князь Ягдар из рода Вука.
И он приложил палец к середине своего лба, чуть повыше клочковатых седых бровей.